– Что ж. Хоть вы и брат Леонида Владимировича…

– Да не брат он, – послышался голос. – Придурок какой-то, его для забавы держат. Нищий бывший, в Саратове жил. Адрес прописки… – и голос в точности назвал саратовский адрес Юрия.

– Все это я и без вас знаю, – сказал ведущий. – Но я все-таки думал, что тут другое что-нибудь. Мальчики! – позвал он.

Четверо мальчиков поднялись из-за столика.

Они подошли к Юрию.

Первый взял из его рук стакан.

– Порежешься еще, – позаботился он.

Второй стукнул ногой по стулу, стул вылетел, Юрий упал.

Третий стукнул в живот.

Четвертый в лицо.

Больше Юрий ничего не помнил.

Очнулся он дома.

Над ним был врач, у постели сидел Крахоборов.

– Как ты? Как ты? Не грусти, все цело. Синяки только. Это ерунда. Эх, брат, брат… Какие сволочи вокруг, а? Какие сволочи! Господи, как жаль-то тебя! – приговаривал Крахоборов. – Поубиваю сволочей! Разве так можно? Ведь люди же мы, не звери же мы! Поубиваю!

– Ничего не надо, – тихо сказал Юрий. – Зачем ты меня им подставил?

– Дурак ты! – с сердцем сказал Крахоборов. – Идиот!

Он выпроводил врача и продолжал:

– Как ты мог это подумать? Ты сам виноват. Я же тебе сказал: действовать по ситуации.

– Ты мне сказал: не соглашаться ни в коем случае.

– Но не тогда, когда тебе смертельная опасность грозит! Неужели ты мог подумать, что…

– Я в сортир хочу, – сказал Юрий.

– Тебе лежать надо! Врач сказал, дня три не вставать. Может, у тебя сотрясение сильнейшее, может… Мало ли! Я сейчас. Тебе как, по-маленькому, по-большому?

– По-всякому.

Крахоборов принес ему тазик. Юрий стеснялся, Крахоборов вышел. Юрий с непривычки, как ни старался, замочил постель и испачкался.

– Вот черт! – конфузливо приговаривал он, когда Крахоборов, приподнимая его, обтирал его влажными салфетками и менял постельное белье.

– Знаешь что, – сказал Юрий. – Мне ведь многого не надо. А задарма жить у тебя не хочу. Я дворником устроюсь.

– Глупости! – рассердился Крахоборов. – Со знанием английского, с твоей начитанностью, с твоим даром, наконец, талантом – в дворники! Фильм, правда, провалился, денег не собрали, швед надул. А мы другой сделаем! Или, в крайнем случае, бери машину, занимайся извозом. Дело слегка опасное, но веселое, живое, с людьми работа.

– Не надо мне никаких людей. Один я привык, – сказал Юрий.

– И меня, может, не надо? – спросил Крахоборов.

– Почему?..

– Ну, спи. Отдыхай.

Крахоборов пригладил волосы Юрия и отвернулся.

Юрий стал дворником.

Дворником образцовым, с любовью к своему делу. Вставал он в пять утра, чтобы не мести пыль под ноги спешащим на работу людям. Он делал и то, чего не делал из других дворников почти никто: производил так называемую вторую уборку, в служебной дворницкой инструкции красной строкой записанную, но повсеместно игнорируемую. Он производил ее в три часа дня, опять-таки чтобы не помешать людям, в это время их во дворах немного.

Но, бывало, трудился и весь день, с утра до вечера, когда первые мокрые снегопады осени обернулись заморозками и гололедицей. Юрий не посыпал лед песком или солью: от песка грязь, от соли портится обувь, он скалывал лед специальным приспособлением: металлическое рубило на длинной деревянной ручке, скалывал причем осторожно, чтобы не повредить асфальт.

Он работал так, что даже начальник, пожилой и тертый жизненным опытом, циничный поневоле домоуправ Игнат Сергеич, стеснялся его и обходил стороной.

Но однажды, в канун бывшего праздника Седьмое ноября, подошел, дыхнул скромным перегаром, теплым, уютным, домашним, и сказал: