Ибриен из Зеленых Холмов

Каждое утро Кристоф открывал скрипучую клетку, чтобы дать завтрак ведьме, а вечером — накормить ужином. Все это время он помогал ей справляться с ложкой, потому что держать ее у Ибриен по-прежнему не хватало сил. Она как будто даже уже привыкла к такому состоянию. Ненависть никуда не ушла, но затаилась, легла на покой. На смену ей пришло безразличие. Пару дней лагерь стоял, пока хоронили погибших и лечили раненых. Некоторые умерли на следующий день, другие могли промучиться еще долго. Таких пришлось добивать. Она понимала это из отрывков разговоров, которые доносились до нее. Ибриен это казалось жестоко. Она ни за что не поступила бы так со своими друзьями, будь они ранены. Сражалась бы за них до конца, потратила бы все силы на то, чтобы они выжили. Но эти мужчины, очевидно, так не думали. Беспощадные.

Кристоф все время находился где-то неподалеку. Ибриен не всегда видела его, но знала, что тот рядом.

Она дремала, привалившись к прутьям клети. День выдался на удивление солнечным и сухим. Ведьма подставляла нос ярким лучам, зная, что от этого на ее лице появится еще больше веснушек. Они всегда становились ярче после пребывания на ярком солнце.

Наверное, никогда в жизни она так не радовалась дневному свету. Многие горести научили ее радоваться малому. И сейчас она просто наслаждалась покоем одного из последних теплых дней в году. Дальше — только метели и пронизывающий насквозь морозный ветер.

— Иди поспи, — раздался негромкий голос. Ибриен уже знала, что человека, которому он принадлежит, зовут Регин. Огромный детина с топором на поясе, с которым он никогда не расставался, как и с флягой, к которой нет-нет да и тянулась его рука.

— Я не устал, — откликнулся Кристоф. — А ты все пьешь…

— А чего еще в походе делать? Сам бы попробовал Орма насухую послушать. Ты не думай, мы как на какой-нибудь храм или часовенку наткнемся, я сразу же индульгенцию заплачу. Вот, у меня отложено, — громила похлопал себя по поясному мешочку с монетами. — Парни говорят, что после обеда выдвигаемая. Поспи, пока есть возможность.

— Всех уже похоронили? — удивился светоносец.

— А чего там, дело-то нехитрое. Копай, да копай. Повара жалко, огонь его сгубил. Новый, чует мое сердце, потравит нас всех. Дудочника из пехоты убило. Не будет теперь музыки и песен на привалах. Да много кого полезного недосчитались. Так что поспи, пока лагерь сворачивается. Я ее посторожу. Ночью, уволь брат, но я рядом с этой сидеть не буду. По крайней мере, пока индульгенция не заплачена.

Ибриен делала вид, что спит, но не смогла сдержать кривую ухмылку. Как будто ночью у нее отрастают рога и клыки. Темный и глупый народ.

— Ладно, — вздохнул Кристоф.

Она скосила глаза, совсем немного, только чтобы увидеть, что ее тюремщик поднялся и пошел в сторону от клети. Ибриен тоже вздохнула. Даже этот звук заставил Регина напрячься и положить руку на топор. Она не стала его пугать еще больше и не двигалась. Светоносец не сел ни на миг. То ходил у клетки, то стоял около нее все время, пока к нему снова не подошел зевающий Кристоф.

А следом за ним — несколько крепких парней из простых пехотинцев. Каждый из них приближался к клетке с явной опаской. Обычно передвижную тюрьму Ибриен не снимали с телеги, но у той сломалась задняя ось, и ее пришлось чинить.

— Давайте, ребята, его святейшество приказал грузить клеть на повозку, — сказал Кристоф.

Каждый ухватился за один из шести деревянных выступов, которые были предусмотрены, чтобы клеть можно было приподнимать, и погрузили ее на повозку.