Шаг. Шаг… Ступаю на последнюю ступень.

Я стою в начале узкого тёмного коридора, от которого расходятся комнаты. В некоторые двери распахнуты, в другие закрыты на замки. Здесь нет пыли, а мебель и стены в порядке… Но даже так всё выглядит заброшенным и даже мёртвым.

Воздух неподвижный, мебель частично затянута белыми чехлами, занавески зашторены, тени в углах кажутся неправильно густыми, будто поглощающими свет.

Я крадучись захожу в первую комнату… это заброшенная гостиная.

“Ничего особенного”, — думаю я, и уже хочу уйти, но тут замечаю огромную картину, стоящую на полу и отвёрнутую изображением к стене. Рама золотая и высотой почти с меня.

Меня охватывает странное беспокойство, а пальцы начинают зудеть.

“Интересно, что на ней? — мелькает мысль. И следом вторая: — Мне не хочется этого знать!”

Но я всё же подхожу и хватаюсь пальцами за тяжёлый край. Напрягая мышцы, тяну на себя.

Ну и тяжесть! Однако мне удаётся немного отодвинуть картину — этого достаточно, чтобы разглядеть, что ней.

На полотне изображён искусный портрет молодой аристократки со светлыми волосами. Изящные руки надменно скрещены на груди, изысканное зелёное платье украшает крупная алая брошь в виде лилии, губы капризно изогнуты… А вот черты лица не разглядеть из-за странных бурых пятен.

Протянув руку, я касаюсь их подушечкой пальца, скребу ногтем.

Нет, это не краска, больше похоже на засохшую кровь.

“А это что?” — хмурюсь, заметив рваные чёрные линии на шее женщины.

Коснувшись их, отдёргиваю руку. Это порезы! Кто-то испортил полотно! Выглядит так, будто кто-то в ярости бил по картине ножом… Или острыми когтями! Уж слишком неровными выглядят края рваных дыр.

Нда уж…

Придвинув картину на прежнее место, я невольно потираю собственную шею. Кто эта женщина? Что с ней стало? Она хозяйка дома… или пленница, как я? И почему её портрет испорчен и спрятан здесь, на этом неприветливом тёмном этаже?

Догадки, которые приходят в голову — жуткие, от них веет холодом и опасностью.

Мне не хочется продолжать исследование, но я всё-таки заставляю себя пройтись и по другим комнатам.

В дальней обнаруживается подобие детской… Только выглядит так, будто её никогда не использовали. Вот, лежит синий чепчик, вот несколько крохотных ботиночек… Всё новое, чистое. Мёртвое… Будто застывший памятник чему-то не случившемуся.

Из этой комнаты я выскакиваю, будто меня за пятки кусают.

Остальные три двери накрепко закрыты. Я пробую дёргать латунные ручки, заглядываю в замочные скважины… В двух из них вижу лишь темноту, а вот с третьей мне везёт. В ней шторы задёрнуты не так плотно.

Присев на корточки, я очень внимательно изучаю помещение в крохотное отверстие для ключа. Обзор неудобный, удаётся разглядеть только кусочек зелёного женского платья, да чьи-то туфли, небрежно стоящие на полу, будто их сняли совсем недавно. Каблук слишком высокий, чтобы они принадлежали ребёнку или старушке. Они явно для молодой женщины.

Итак… женская комната. Закрытая на ключ.

Чья она?

Может быть, сестры? Или… другой родственницы? Или той девушки с картины? Как будто платье похоже…

Я уже хочу встать и уйти, как вдруг за замочной скважиной мне мерещится движение, а ушей достигает шорох, как если бы кто-то встал с кровати. Следом раздаётся неразборчивый шёпот.

— Кто там?! — встревоженно спрашиваю я, стучась в закрытую дверь.

“ТАМ… ТАМ” — разносится по длинному коридору гулкое эхо.

— Ответьте! Вы заперты?

“ЗАПЕРТЫ… ЗАПЕРТЫ… ТЫ” — повторяет эхо.

Я прикладываю ухо к деревянному полотну. Тишина…

Но меня не покидает ощущение, что в комнате кто-то есть. Возможно, этот кто-то тоже приложил ухо к двери.