Ну вот и я, по примеру Фёдор-Михалыча… Что является современным лубком? Как вы думаете?..

Кино, конечно.

Представьте себе кино полувековой давности. Шестидесятые годы. Неореализм… А может быть, даже раньше, пятидесятые: кино чёрно-белое, по экрану штришки… Или даже сороковые; а может, вообще немое.

Декорация: порт. Европа, какой-нибудь там Марсель. Или Гамбург. Марсель. Рядом с портом – дешёвое кабаре… Нет, трактир, но с остатками кабаре – самое-самое что ни на есть дешёвое – как сейчас бывает дешёвый стриптиз… За столами матросы, шлюхи… Все пьяные, дым коромыслом, га-га… На сцене танцовщицы – тоже нетрезвые, некрасивые, третий сорт… Вместо портьеры – какая-то грязная тряпка… Номер кончается, перерыв, танцовщицы в перерыве пьют пиво с матросами, прямо тут же, за столиками, – а в это время на сцену, пошатываясь, забирается гипнотизёр. Тоже обрюзгший, опухший… Но кое-что помнит. Остатки былого искусства. Ищет кого-нибудь в зале, жертву себе… находит взглядом – студента. Не знаю, правда, как там оказался студент…

– А если, – предположил Фёдор, – это был юнга?

– Студент. Ну, заходят студенты в портовую забегаловку: дёшево, что бы им не зайти? Студент с тонкой шеей, с юношеским румянцем… Его втаскивают, вталкивают на сцену. Гипнотизёр делает пассы, пассы – и вводит студента в транс. Глаза закрываются у студента, на лице блуждающая улыбка…

И вот начинается самое главное. Гипнотизёр вызывает на сцену самого жуткого отвратительного пропойцу – вонючего, грязного, сального, без зубов… а студент под гипнозом, он спит… Он уверен, что перед ним – прекрасная девушка: ангел света, бутон! Юноша прижимает руки к сердцу, бледнеет, краснеет, страдает, поёт серенаду, и наконец – тянется поцеловать… а вокруг: га-га-га! Га-га-га! Страшный гогот, до сблёва!..

Ясна аналогия? Сами чувства – прекрасны! Чувства студента – прекрасны. И ваши чувства – прекрасны. Только – неадекватны объекту… Понятно?

– Понятно… – Фёдор помрачнел. – Неясно только, кого у вас представляет гипнотизёр…

– Да целая свора! Пожалуйста, вся «великая русская литература»… Да вон сам Достоевский – крупнейший гипнотизёр! Дипломированный! Все его униженные-оскорблённые; нежные бледные проститутки; убийца, который целует родную почву и кланяется на четыре стороны – это же а-хи-не-я, гипноз!.. или самогипноз скорее, чувство вины…

– И всё же – хотя я в бреду, по-вашему, с идиотским лицом…

– Почему с идиотским?! С прекрасным лицом, с живыми глазами, прозрачными… Вы на родине где найдёте такие глаза? Вы мне с первого взгляда понравились – вы и Лёля – вы мне симпатичны, и ваши чувства, я повторяю, мне симпатичны, я даже завидую – но объект, объект ваших чувств – не могу, не хочу уважать!..

– Ребяточки… – попыталась втесаться Анна.

– Нет, не верю! – страдая, воскликнул Федя. – Вы рисуете русский народ как пьяное сборище, гогот, и проститутки… Вы видите унижение – и ещё унижаете: это неправильно!..

– Что такое «неправильно»? – утомлённо сказал Белявский.

– Мы, сытые и богатые, будем жаждать и алкать, а они, плачущие и нищие, возрадуются и воссмеются…

– Ой, вот не дай бог они воссмеются! Они та-ак воссмеются, мало вам не покажется!..

– Ребятки, брэк! – Анна встала.

– Вам с вашей швейцарской бородкой народовольческой…

– Брэк, я сказала! Дима!! Ты что завелся с пол-оборота? Что с тобой? Ты вообще как себя ведёшь?

Федя… Федя, скажите мне… вот что: я ночью слышала самолёты —

– Аня, мы не договорили!.. – с неудовольствием сказал Дмитрий Всеволодович.

– Отлично вы договорили. И даже лишку. Как же так, Федя? Кто у вас тут летает, если аэропорты закрыты?