– Гуся… – отозвался Федя, буквально смотря Анне в рот. У Анны были узкие губы и небольшие, ровненькие белые зубки. Особенно характерными были клычки, может быть недоразвившиеся: очень маленькие и остренькие, треугольные. Эти неправильные клычки придавали ей очарование.

– Точно, гуся. И что в этом гусе, да? Если смотреть объективно? Кабы он с голоду умирал – ну понятно; если бы гусь ему жизнь спас в голодный год…

– Да! А здесь – исключительно символ!.. – подхватил Федя.

– Конечно. Но если внимательно присмотреться… – Анна слегка склонила голову набок. – Вам не кажется, Федя, что это ещё и символ ничтожности? Ладно бы он прыгнул выше, дальше, быстрее куда-нибудь доскакал… Нет: какой-то жалкий «экстравагантный» прыжок. Просто лошадь ногой зацепилась. И это – главное, что случилось с ним в жизни. У вас не возникает этого ощущения мелочности, ничтожности?..

– Да, вы знаете, я обратил внимание, что очень часто из всей судьбы запоминается одна маленькая деталь, совершенно случайная! Даже если рассказывают о самых близких – о матери, об отце – бывает, что вспоминают одну-единственную фразу, самую незначительную, деталь одежды…

– Всё так, – нетерпеливо кивнула Анна, – но я не про случайность сейчас говорю, а про закономерность.

Танцуем от функции: мучик – добытчик. В более развитом обществе – пахарь, работник. Функция – обеспечить семью. Вот мой собственный прадед. Он был зажиточный человек, держал шесть коров, лошадей. К нему пришли раскулачивать. Две коровы – уже считалось кулак. Он был умный человек, и чтобы спасти семью, всё отдал. Потом лёг у себя на крылечке, несколько дней полежал – и умер…

– Я расшифровывал две такие истории, идентичные! – привстал Федя. – Разница только в том, что не на крыльце, а, допустим, на печке – но тоже скоропостижно умер здоровый мужчина…

– Этих историй, я думаю – по всей стране. Дело не в лошадях, не в корове. Человек – мучик – всю жизнь работает, добывает – в этом его функция, смысл. У него отбирают смысл – значит, жить больше незачем, он умирает.

Зато сын его уже знает: работать не надо, потому что в один день всё отнимут. Семью содержать ты не можешь. И защитить ты не можешь: в один день тебя могут сослать, посадить, сделать с тобой и с твоей семьёй что угодно, и ничего не докажешь. Мужская функция отмирает в России. Россия – страна без мужчин. Россия – страна-женщина…

– Во-во, страшная такая, с мечом! – крикнул Белявский.

– Жечки корячатся – мы же слышали: кирпичи кладут, «МАЗы» водят… Где тогда остаётся смысл жизни для мучика? Ради чего он живёт?

– Да… – задумчиво согласился Федя, – женщина, она реализует смысл, уже рожая детей…

– Куда мучику девать гормоны? – вела свою линию Анна. – Гормоны-то у него ещё не отняли: что ему остаётся? Одно только: экстравагантный прыжок!

– А знаете, что такое «экстравагантный»? – Дмитрий Всеволодович не вытерпел прозябания в тени. – Знаете этимологию? Я большой любитель этимологии…

– Да, я тоже! – обрадовался Федя.

Он был так доволен, что наконец нашёл собеседников; что по-русски ведётся умный и содержательный разговор; что он, Фёдор, высказывает свои умные, сложные мысли, а старшие его внимательно слушают и одобряют, – всё это привело его в настолько восторженное состояние, что он совершенно забыл, как угнетающе на него подействовали предыдущие речи Белявского.

– Тогда скажите, юный знаток этимологии, что такое «экстравагантный»?

– «Экстра» – «сверх», «больше», «вне», «за границами»… Vague – туманный?

– Не знаю ничего про «туманный», а знаю «вагантов». Была такая песня Тухманова «Из вагантов», не помните? «Во французской стороне, на чужой планете…»