Кэл не сумел удержаться от улыбки:

– Да, наверное, не представляю.

– Почему мне все время кажется, что ты над чем-то смеешься, только я не понимаю над чем?

– Не знаю. – Взяв тарелку, Кэл подошел к раковине и принялся открывать шкафчики.

– Если ищешь посудомоечную машину, то тебе не повезло. – Либби быстро поставила посуду в мойку. – До такой степени поступаться принципами мои родители-шестидесятники ни за что не стали бы! Здесь нет ни посудомойки, ни микроволновки, ни спутниковой тарелки. – Она заткнула раковину пробкой и взяла флакон с жидкостью для мытья посуды. – Ты будешь мыть или вытирать?

– Вытирать.

Кэл как завороженный следил за ее действиями. Либби наполнила раковину горячей мыльной водой и принялась мыть посуду. Как приятно пахнет! Он с трудом удержался от того, чтобы не схватить флакон, от которого исходил аромат лимона.

Либби потерлась носом о плечо – руки у нее были в мыле.

– Что с тобой, Хорнблауэр? Ты что, никогда раньше не видел, как женщины моют посуду?

Он решил проверить ее реакцию.

– Нет. Хотя… кажется, в каком-то кино видел.

Усмехнувшись, она протянула ему тарелку.

– Прогресс постепенно избавляет нас от домашнего труда. Лет через сто, наверное, каждая домохозяйка обзаведется роботами-слугами. Роботы будут складывать тарелки и чашки в специальный отсек внутри себя и все стерилизовать.

– Не через сто, а через сто пятьдесят. Кстати, что мне нужно делать? – Кэл с озадаченным видом вертел тарелку в руках.

– Вытирать.

– Чем?

Либби насупилась и кивком указала на аккуратно сложенное полотенце:

– Вот этим.

– Ясно. – Кэл кое-как вытер тарелку и взял другую. – Я собирался взглянуть, что осталось от моего звез… самолета.

– Дорогу почти наверняка затопило. Возможно, «лендровер» и пройдет, но я считаю, на всякий случай лучше выждать еще денек.

Кэл вздохнул с плохо скрываемой досадой.

– Ты покажешь, где он находится?

– Нет. Я сама тебя отвезу.

– Ты и так много для меня сделала.

– Возможно, но ключи от своей машины я тебе не дам, а пешком, да еще по таким дорогам, ты вряд ли доберешься. – Либби вытерла руки уголком посудного полотенца.

Калеб нахмурился, пытаясь придумать какой-нибудь благовидный предлог, чтобы она с ним не ездила.

– Хорнблауэр, почему ты не хочешь, чтобы я посмотрела твой самолет? Даже если ты его угнал, я все равно не догадаюсь.

– Я его не угонял, – возразил он так запальчиво, что Либби сразу ему поверила.

– Тогда ладно, я помогу тебе найти место крушения, как только дорога станет проходимой. А пока садись, я осмотрю твою рану.

Кэл осторожно ощупал повязку.

– Вроде все в порядке.

– Тебе больно. По глазам вижу!

Он покосился на нее. В ее взгляде он прочел сочувствие, тихое, доброе сочувствие, отчего сразу захотелось зарыться лицом в ее волосы и во всем признаться.

– Я осмотрю рану, дам тебе пару таблеток аспирина и, может, сделаю перевязку. Садись, Кэл. – Либби взяла у него полотенце и подвела к стулу. – Будь умницей.

Он сел, смерив ее изумленным и слегка раздраженным взглядом.

– Ты говоришь совсем как моя мама.

Она в ответ похлопала его по щеке, а потом вынула из шкафчика чистые бинты и антисептик.

– Сиди смирно! – Она сняла повязку, осмотрела рану и нахмурилась. Кэл заерзал на стуле. – Сиди смирно! – повторила она негромко. Какая уродливая рана, глубокая, с неровными, рваными краями. Вокруг нее багровый кровоподтек. – Уже лучше. Заражения, кажется, нет. Но шрам останется.

Кэл дотронулся пальцами до раны и ужаснулся:

– Шрам?!

«Значит, он все-таки тщеславен», – подумала Либби, и на душе у нее отчего-то стало теплее.