Умели же раньше строить, и колоду искать не нужно. С внутренней стороны двери прицеплен специальный крючок, накинул, и он тут же встал в распор, не давая двери замкнуться обратно. Оно хорошо, если даже я где-то свалюсь с этой скотины, конечек вернётся домой. Кони почти всегда стремятся домой после падения всадника. Эх, не о том я сейчас.

Тяжёлое оголовье с удобным мягким железом нашлось прямо на крючке денника. Безалаберная девица, в амуничник надо все убирать. Косая задвижка с секретом - удобная штука. Конек такую, точно, не подцепит губой и не уйдет на вольный выпас. Тут даже не дотянуться. Знаем мы хвостатых умельцев, не то что задвижку отопрут, а так узел развяжут, будто бы у них не зубы и губы, а вполне себе руки отросли. Шалуны, любят посмеяться над человеком на свой лад, сколько лет вожусь с ними, столько и удивляюсь.

- Ну что, пферде? Их либе дих?

Конь фыркнул, и в лицо полетели обильные слюни, еле оттерся от них рукавом. Подловил, мерзавец. А вот куснуть уже и не удалось, получил лёгкий шлепок по храпу. Обмен любезностями состоялся. Проверочка от конечка, а не дурак ли вошедший. Не дурак, будь покоен, опыта поболее, чем у тебя будет. И все ваши шуточки знаю и давно не боюсь их.

А красивый конек. Даже в полумраке конюшни заметно. Надо было бы свет-то зажечь, только не нашел выключатель, а может, сюда линию ещё и не протянули.

Бока гладкие, лоснятся, весь черный, как уголёк, гривка пышная, ноги тонкие, сухие без отеков. Хорош конь, достойный спортсмен. Ну, кусается, так это не страшно, отучим, и без всякой лишней жестокости, хитростью и коварством. Хотя, жеребец, а они вечно кусаки. Статус располагает.

- Пферде, гут пферде, черт, язык сломаешь, на-ка сахарочек. Будем дружить?

Сам подставил мне морду, застоялся, тоже хочет пробежаться по окрестностям. Охотно принял железо в теплый податливый рот, дал провести ладонью по спине. Хорош, не жалуется, нигде ничего не болит, мышцы свободные, не зажаты, готов поработать. Ещё б копыта проверить, мало ли где какой камушек в них поймал. По очереди поднял тяжёлые ноги, крючком прошел всё самым тщательным образом. Чисто, можно спокойно выводить.

Немецкая школа, педант, пока не разобрал повод, как полагается, конь выходить из своего денника отказался.

- Выучили же тебя на мою голову, их либе дих, пферде.

Ослепительный свет двора после сумрака почти лишил зрения. Конь чинно перебирает копытами, рвется совершить променад. Хлыста нет, пришлось отломить ивовый прутик, заросло тут все кругом, хорошо, что скоро наладят. Рабочие смотрят с нескрываемым любопытством, будто никогда не видели коня, впрочем, такого статного, может быть, и не видали. Залезть бы сейчас на тебя с колоды, да гордость не позволяет. Придется запрыгивать так, вспомнить былое, по-школьному лихо рисковать, конечно, не буду, а все же. Туго собран в кулак кожаный повод, рука привычно легла на холку, вторая упёрлась в округлую поясницу. Сдержанный фырк наглеца, прыжок, и я лег животом на широкую спину, лихо перекинул через коня ногу, скорее почуял, чем услышал щелчок зубов у своего сапога. Вот же гад, так и будет проверять и всю дорогу.

- Ну! - весь в нетерпении, словно заводная игрушка, из которой вот-вот вытащат ключ. Чуть распустил повод, легонько тронул бока, приглашая эту махину к прогулке. Конь только этого и ждал. Резко прыгнул в галоп, мягкий летящий, только сиди и наслаждайся скоростью и пейзажем.

- Да, размять тебя не получится, как полагается, пферде.

Конь ответил громким кричащим ржанием, поприветствовав эти просторы, объявляя миру о том, что он есть, и все тут в округе теперь будет покорно только ему одному и тем, кого он к себе подпустит. Узкая тропка ведёт к пруду мимо кладбища, мимо часовни. Еле-еле удалось успокоить копытный транспорт, перевести в неспешную рысь. Водим головами оба, обозреваем окрестности. Он ищет свой призрачный табунок кобыл и с кем бы из жеребцов подраться, наивный. Нет тут других лошадей, кроме тебя, на многие километры нет. А я ищу Варю. Как бы не навернуться обоим. Вон как лихо вертит башкой и под копыта себе совершенно не смотрит.