Человек, судя по звукам, неуверенно двинулся следом. Айк покосился на него. Он не любил, когда кто-то шел у него за спиной.

— Ну что еще? — Он хотел произнести это ровно, как отец, но получилось резко и грубо. — Сильно болит? Подойди к отцу, пока есть возможность…

— Не, не болит. — Человек помялся, потом быстрым шагом догнал Айка и преградил ему дорогу, вынудив остановиться. — В том-то и дело, что не болит. Я... это из-за того, чем ты мазал?

— Да, — сухо произнес Айк, — постарайся не мочить пару дней, и все пройдет.

— Ага... то есть... я хотел сказать... того... спасибо! — неожиданно выпалил человек, стискивая руки.

Айк в удивлении поднял глаза и впервые по-настоящему посмотрел на своего визави. Он был невысоким, темноволосым, с печальными серыми глазами.

— Не за что, — медленно произнес Айк, — постарайся больше не красть… — и неожиданно добавил: — Во всяком случае, не попадаться!

Углы рта человека дрогнули в слабой улыбке.

— Теперь уже без разницы. — Какое-то отрешенное спокойствие прозвучало в его голосе. Спокойствие обреченного. — А жаль.

— Да, жаль, — согласился Айк и мягко потянул лошадь за повод, — давай, девочка, шевели ногами. Овес тебя ждет.

***

Дождь почти прекратился, в разрывах облаков робко голубело небо. Плащ промок насквозь, и Айк, вернувшись, первым делом повесил его сохнуть у плиты. Жарко натопленная, она распространяла ровное, мягкое тепло.

Айк присел у стола и начал жадно откусывать от большого куска хлеба, запивая молоком. Перед Свершениями он никогда не ел, и сейчас голод давал о себе знать.

— Поднимись сюда! — крикнул сверху Эдвард.

Айк поморщился, но затолкал в рот остаток хлеба и поспешил на зов.

Отец был в мастерской — он успел переодеться и распустить влажные волосы и выглядел очень по-домашнему. Дома, в лесу, он не носил косу и не одевался в черное, словно стремился забыть о том, что происходило в городе.

Айк теперь поступал так же.

— Сегодня ты превзошел самого себя, — произнес Эдвард, не скрывая досады, — может, стоило отпустить этого парня, просто погрозив ему пальцем в назидание?

— О чем ты? — Айк старательно изобразил удивление.

— Там был один из членов магистрата. И, разумеется, он обо всем доложит Гренадье.

— Ну и пусть докладывает. Все было по закону.

— По закону — да. Но не по правилам. — Эдвард устало опустился на стул. Левой рукой он поддерживал правую, сломанную три года назад. — Айк, это уже не в первый раз. Я тебя предупреждал, ты бьешь слишком слабо. Магистрат недоволен.

В душе Айка вспыхнуло привычное раздражение.

— Я не буду избивать в кровь человека, который украл, просто потому что был голоден!

— Позволь спросить, чья шкура тебе дороже — преступников или твоя собственная? Твоего брата? Сестер? Ты подставляешь их под удар…

— Никого я не подставляю! — окончательно разозлился Айк. — Я все сделал правильно! Если магистрат это не устраивает, пусть сами берутся за плеть!

Глаза отца сверкнули, и Айк с трудом поборол желание зажмуриться в ожидании удара. Но Эдвард овладел собой — лишь на скулах от ярости проступили желваки.

— Ты понимаешь, что твой протест ничего не изменит? — холодно произнес он. — Ты ничем не поможешь этим людям, а вот нам нанесешь вред и немалый. Не мы определяем меру наказания, когда ты это усвоишь? Мы только исполнители и имеем право карать, но не миловать!

— Можно подумать, ты никогда не придерживаешь руку, наказывая! — парировал Айк, холодея от собственной наглости.

Эдвард вскинул брови, но удивление было явно деланным — скорее, гнев, замаскированный под удивление.