– Я бы обязательно, если бы могла, – извиняющимся тоном сказала Джулия. – Прости меня.

Этот серьезный тон отвлек его от воспоминания.

– Не за что тебя прощать. – Он нежно поцеловал ее в нос. – Ну-ка…

Габриель подсунул под нее руки и осторожно помог перевернуться на бок, спиной к себе. Сам прильнул к ней, запустив пальцы в ее волосы. Почувствовал, как от его прикосновений ее отпускает напряжение.

– Я тебе спинку почешу. – Его руки нежно скользнули по ее плечам, по спине. Кожа к коже, он ласкал ее. Встретив напряженную мышцу, разминал. – Как тебе?

– Потрясающе.

Она расслабленно лежала на матрасе.

– А так?

Он сосредоточился на ее правом плече.

– Ощущение приятное.

– Ну вот и ощущай, любимая. Я буду здесь. С тобой. – Он нежно, медленно, целомудренно поцеловал ее между лопатками, почувствовал, как дрогнуло ее тело под губами. – Я буду хорошим, обещаю.

Он знал ее тело. Знал, как сделать так, чтобы удовольствие охватило ее до самых кончиков пальцев. Но сейчас он хотел лишь одного – окружить ее заботой и чтобы она заснула.

Она тихо простонала, не открывая глаз.

Руки Габриеля спустились к пояснице. Он внимательно разминал ее мышцы, пальцы будто что-то шептали ее коже.

Дыхание Джулии выровнялось, и вскоре стало понятно, что она уснула.

Габриель продолжал ее ласкать, но уже легче.

– Твоя любовь лучше вина, – произнес он в темноте. – Никогда не перестану я желать тебя.

Последней лаской он поцеловал ее в плечо и осторожно положил руку на изгиб ее бедра. Вздохнул и поднял к небу печальные глаза.

– Даруй мне чистоту помыслов, Господи! Хотя бы на ближайшие шесть недель.

Тишину разорвал детский плач.

Габриель не сразу стряхнул сонную одурь – так пловец вырывается из-под воды на поверхность. Лежащая рядом Джулия перевернулась, слышно было, как она нашаривает телефон.

Она застонала.

– Уже пора? – спросил он хриплым, заспанным голосом.

– Еще час остался.

Джулия рухнула на подушку и прикрыла глаза руками.

– Я пойду.

Габриель откинул одеяло.

– Да нет, я справлюсь.

– Отдыхай пока, я посмотрю, что с ней.

Джулия медленно натянула одеяло на голову.

Габриель подошел к манежу, взял плачущую Клэр на руки. Когда он прижал девочку к голой груди, та затихла, но тут же начала снова.

Он быстро вышел в детскую, приговаривая и покачивая ребенка, но девочка продолжала плакать даже при включенном свете. Габриель не различал виды плача – пока что. Для него любой плач звучал одинаково, и он не мог понять, что хочет ребенок.

Он положил ее на пеленальный столик и распеленал, осторожно снял распашонку. Плач стал громче.

Шепотом успокаивая Клэр, Габриель убрал мокрый подгузник. Но даже когда он заменил его сухим и чистым, плач не прекратился.

Озадаченный Габриель одел ее и запеленал, взял на руки, приблизив к голой груди, и снова ребенок на миг затих, коснувшись его кожи. Девочка плакала, и Габриель, откашлявшись, попробовал запеть.

Плач не прекращался.

– Не так уж плохо я пою, – возмутился Габриель. – Мотива придерживаюсь.

Он запел громче, покачиваясь туда-сюда, как танцор. Когда кончились слова песни «Ты мое солнышко», он стал придумывать новые.

Он был уже готов отдать ребенка Джулии, чтобы покормила, когда случайно погладил волосы Клэр. Она перестала плакать.

Не желая искушать судьбу, Габриель оставил руку там, где она была, и стал петь дальше. Когда попытался убрать руку, ребенок заплакал снова.

Положил руку на место – младенец затих.

В сонной одури мозг Габриеля работал медленно, но наконец до него дошло, что ребенку холодно. Он достал лиловую вязаную шапочку, которую Клэр выдали в больнице, и надел ее на крошечную головку.