Сначала они заехали в райцентр запастись продуктами. Название «супермаркет» еще не прижилось здесь, поэтому покупали крупы и колбасы в обыкновенном гастрономе. В Москве Алексу уже приходилось бывать в новых торговых центрах, теперь он смотрел, как все это выглядит в ста пятидесяти километрах от столицы. Выглядело неважно: окна, кое-где заделанные фанерой, цементный пол в трещинах и колдобинах, неистребимый запах селедки и квашеной капусты, не очень опрятные продавщицы. Вместо единого торгового зала разные отделы, и в каждом своя очередь.

– Ну вот, посмотришь заодно, как коренная Россия живет, – чуть сконфуженно объяснял Петр своему подопечному.

Коренная так коренная – Алексу было все равно. Сочетание облупленных панельных пятиэтажек с покосившимися бревенчатыми избушками тоже нисколько не впечатляло – трущобы они и в Коста-Рике были трущобами. Другое обеспокоило его: разглядывая старых толстых некрасивых женщин в безобразных юбках и кофтах, он вдруг с ужасом подумал, что и его родная бабушка похожа на одну из них. Как тогда быть?

Наконец, попрыгав на городском вздыбленном асфальте, «Волга» Зацепина выкатила в пригород. Тут на гравийке трясло гораздо меньше, зато и пыль поднималась погуще. С одной стороны тянулся бетонный забор какого-то предприятия, с другой – пустырь-выпас, на котором двое мальчишек играли с теленком. Один держал теленка за веревку, а другой старался вскочить на него, как на коня. И уже вскочил, как вдруг теленок рванулся в сторону, «наездник» свалился, «пастух» хотел удержать непокорную скотину за веревку, но тоже упал, и теленок поволок его по траве и коровьим лепешкам.

Алекс, хохоча, едва не вывалился из машины, чтоб проследить за всем этим процессом. Зацепин искоса наблюдал и за парнем, и за сценой с теленком.

– Ты бы точно усидел?

Алекс вспомнил о своей замкнутости и обиженности, поудобней откинулся на спинку сиденья и снова насупился.

Баба Дуня во дворе кормила кур. При виде «Волги», остановившейся напротив ее дома, она убрала миску с крупой, с волнением поправила платок на голове и торопливо засеменила открывать калитку.

– Здравствуйте, дорогие мои! А я с утра жду, жду! Думаю, может, что поменялось. Санечка, ну ты прямо богатырь! Настоящий парень уже.

Подойдя к внуку, она крепко обняла его. Алекс не сопротивлялся. К его радости, баба Дуня заметно отличалась от тех старух, что он видел в гастрономе, была худощава, опрятно одета и своим строгим, умным, совсем не простонародным лицом походила на пожилых учительниц в их интернате.

Петр достал из машины сумки с вещами и продуктами и все вместе они пошли в дом. По пути Алекс критически осматривал двор, унавоженный курами, топор в колоде для дров, стеклянные банки и сохнущие целлофановые мешки на штакетнике. В доме его ждала еще бо́льшая экзотика: русская печь, иконы с горевшей лампадкой, коллаж из фотографий, размещенный под большим стеклом, самодельные струганые полки, уставленные всевозможными банками, вышитые занавески на маленьких окнах…

– А я к вам со своим инструментом. – Петр достал из сумки разводной ключ, паклю и прокладки и направился вместе с хозяйкой в санузел чинить краны.

Копылов, оставшись один, подошел к стенду с фото. Среди десятка снимков на трех или четырех был изображен отец: в пять лет с каким-то другом, в десять в пионерском галстуке, в двадцать среди солдат-сослуживцев и уже в тридцать в гражданской одежде с годовалым голеньким малышом на руках.

– Это, между прочим, ты, – сказала над ухом подошедшая Евдокия Никитична. – Перед самым отъездом прислал твой папа. – Внук неловко кивнул. – Иди еще наш сад и огород посмотри.