Алекс присел на стул переобуться.

– Какие еще вопросы?

– Ну как хоть зовут, скажи.

– Камилла. Довольна?

Даниловна вытащила из ящика медальон, который при бегстве из Лимона оказался у него в кармашке рубашки.

– Это от нее?

– Нет, от мамы. Он не открывается.

Староста что-то зацепила ногтем, и медальон открылся.

– Да запросто открывается. Тут какая-то штука. Из золота, что ли? – Она с удивлением смотрела на чип внутри медальона.

– Потом посмотрю. – Алекс мельком глянул на желтую плоскую штучку, закрыл медальон и сунул себе в карман.

Зацепин поджидал их на стоянке для машин. С Алексом они, как всегда, не обменялись ни приветствием, ни рукопожатием, зато Даниловне «дядя Альберто» улыбнулся, как улыбаются симпатичным женщинам.

– Не жалко расставаться с этим врединой?

– Очень-преочень жалко, я его еще не слишком достала, – задорно откликнулась староста.

Алекс недоуменно переводил взгляд с одного на другую – все слова ему были понятны, саркастический тон тоже, а вот со смыслом сказанного пока было не очень.

– А чего такая радостная? – уже садясь в машину, спросил Зацепин.

– Родители домой возвращаются.

– Ого! Поздравляю! – оценил новость капитан. – Это сколько же их не было?

– Почти два года. – Лицо Даниловны и в самом деле сияло, как капот новенькой иномарки.

– Почему ты не спрашиваешь, куда мы едем? – поинтересовался Петр, как только они выехали за ворота интерната.

Алекс ответил не сразу, предпочитал равнодушно смотреть в окно.

– Наверно, к моей бабушке.

– Пятерка за догадливость. – И куратор надолго замолчал, чтобы зря не метать бисер перед малолетним злюкой.

Они действительно ехали к Евдокии Никитичне, матери отца Алекса. Предварительно Петр уже побывал там, навел нужные мосты. Бабе Дуне еще осенью представитель военкомата сообщил о гибели сына, при этом вскользь сказав, что ее невестка и внук живы, но находятся вне России. И Евдокия Никитична, не очень жаловавшая жену сына, решила, что Ирина успела развестись с ее сыном, ну и конечно, в нищую Россию уже никогда не вернется и внука, разумеется, тоже не отдаст.

Неожиданный визит Зацепина и сообщение о наличии совсем рядом родного внука вызвал в пожилой женщине такой взрыв эмоций, что капитану едва удалось уговорить ее подождать до конца мая. Да и нужно было как-то подкорректировать весьма щекотливый вопрос о бытовых кондициях для своенравного подростка. Небольшой опрятный домик из трех крохотных комнат и застекленной террасы содержал массу вещей вполне экзотических даже для коренных москвичей и мог стать камнем преткновения для вчерашнего латиноса. Через пару дней все это, можно не сомневаться, придет в норму, но Петр порядком опасался за первое сильное отторжение Алексом российских деревенских реалий.

В дрожь привело Зацепина даже постельное белье, которое он подсмотрел, заглянув в комод, пока баба Дуня выбегала выгонять с огорода соседских кур. Совершенно чистое, оно за долгие годы пользования истончилось до полной прозрачности. Черно-белый телевизор, пустой холодильник-тумбочка и обилие икон довершали тревожный баланс. Светлым пятном явился примыкающий к террасе кирпичный санузел, который своими руками возвел Сергей Копылов перед самым отъездом на чужбину. Здесь были и ванна, и унитаз, и титан для горячей воды, но за пятнадцать лет все это теперь держалось на честном слове и, чтобы просто принять душ, необходимо было проявить известную сноровку.

Ну и конечно, шестифутового недоросля затруднительно было прокормить целое лето на бабушкину пенсию. Поэтому, кроме двух смен постельного белья, электрочайника и видеоплеера, Петр вез еще поддельные накладные, по которым собирался передать Евдокии Никитичне некую сумму, якобы выдаваемую армейским интендантством на содержание Алекса. После приятного во всех смыслах вояжа в Западное полушарие у него образовались некоторые валютные излишки, позволившие ему не только сохранить свою сталинскую квартиру, но и понести такие вот филантропические расходы.