Стала на четвереньки, проползая по витым стеблям, чувствуя, как шипы впиваются в кожу, как царапают лицо и руки. На секунду застыла, прислушиваясь.

– А Марко? Почему никак не вылечат? С его-то связями и деньгами!

– Не знаю… мне не докладывают, что там с этим вторым ублюдком не так. Карма у них дрянная.

– Жена Альфонсо проговорилась как-то, что у него проблемы с кровью. Кажется, у твоего брата что-то подобное было. Гемофилия, или как это называлось?

– Талассемия. Валера умер в детском возрасте. Оставим его прах в покое. А у них у всех там проблемы. У нее в том числе.

– Да… какой по счету выкидыш. Это божья кара, Миша. За все, что они творят. Скажи… а их старший сын, этот зверь, уехал уже? Я его больше всех боюсь. Мне кажется, он страшнее и опасней своего отца.

– Нет. Не уехал. Он теперь здесь надолго. Аль все дела ему передать собрался, нового капу с него лепит. Если к власти придет, мы все кровью умоемся. Да, это страшный тип. Алю до него далеко.

– Надо держать Джули от него подальше. Ты видел, как он смотрел на нее? Видел? А я видела! Все мысли этого подонка читаю. Всеее! Еще тогда в яме. И не говорите мне, что я не права. Не дружба это была. Я точно знаю. Год назад… я тебе не рассказывала, Эльба дочку похоронила после подпольного аборта. От него. С провинции девочек к себе возит, потом их в публичные дома продают. Я узнавала.

– Надя… меньше болтай и меньше слушай сплетни! Не суйся, куда не просят.

– Послушай меня, Миша. Он полезет к ней. Вот увидишь. Он захочет нашу дочь. Когда получит достаточно власти. Я подумала… нам надо засватать ее за Косту, как можно быстрее. Справим совершеннолетие, и пусть уезжает. Я сама ее отвезу.

– Напрасно ты нервничаешь… поверь, можно и не торопиться. Скоро все уладится.

– Как уладится, как?

– Уладится. Спи.

– Слышишь? Какой-то шорох за окном.

– Тебе показалось.

– Нет. Там кто-то есть. Я посмотрю.

Чеееерт. Продралась что есть мочи через кусты к тропинке и едва успела юркнуть за клумбу, как мама распахнула окно и осмотрелась по сторонам.

– Кто-то розы сломал.

– Коты, наверное. Иди в постель, простудишься.

К реке вышла с опозданием, прошла к берегу и разочарованно выдохнула. Сальвы там не оказалось. Никого не оказалось. Тишина гробовая. Я усмехнулась уголком рта. Сволочь. Просто взял и обманул меня. Подонок. Можно было и не сомневаться, что он не придет. Разыграл меня, поиздевался. Зачем такая, как я, этому наглому зверю. Любую заполучить может. Верзила мерзкий, паук длиннолапый.

А словам мамы про Сальваторе я не поверила. Люди разное болтать умеют. Про меня тоже много чего говорят. Особенно в деревне. Вдалеке послышался какой-то топот, и я резко обернулась, и сама не поняла, как улыбаюсь, и глаза от радости распахиваются все шире.

Он был верхом на красивом коричневом жеребце. Прогарцевал рядом, осаждая коня и объезжая меня с разных сторон. В седле держится так, будто всю жизнь только этим и занимался. На цыгана похож. Волосы чернющие и глаза эти дьявольские, а белая рубашка ярким пятном выделяется на смуглом теле. И дух захватило, как только увидела.

– Опоздала, малая.

– Могла вообще не прийти.

Он вокруг меня гарцует и сверху вниз смотрит, поводья в руках смотрятся божественно дерзко. Какие же у него красивые пальцы. Длинные, мощные с выступающими костяшками.

Сальваторе ко мне наклонился, ладонь протянул.

– Поехали!

Я даже не спросила куда, схватилась за него и тут же оказалась впереди в седле. Посадил легко, как невесомую пылинку. Мужская рука тут же требовательно обхватила за талию, по-хозяйски, властно. Коня пришпорил, и от скорости, от понимания, что я творю нечто ужасно недозволительное, нечто преступное, закружилась голова.