— Передумаешь — возвращайся.

Я фыркнула и ушла в детскую, хотя готова была остаться, если бы он попросил. Присела на край расстеленного дивана. Время — половина третьего, первое утреннее кормление — ни свет ни заря. Прогулка, кормление, прогулка… Мне бы радоваться, дуре, а хотелось выть. Слышала, как в кухне Ромка позвякивает посудой, и с трудом сдерживалась, чтобы не вернуться. Я — няня, он — мой работодатель. Это всё, что нас теперь связывает. И плевать на чувства.

— Он предал меня, — напомнила самой себе, и шёпот пролетел по комнате.

Встала, проверила Деньку. Он сладко спал, и я засмотрелась на него. Да, похож на своего отца. Уже сейчас это было очевидно. На мгновение сердце пронзило сожалением, что я не увижу, как он растёт, не буду той, кто с волнением соберёт его в первый класс, кто будет наблюдать за его успехами.

Что я не его мама. Но Рома сам так решил.

— Спокойной ночи, — сказала тихо. — И, пожалуйста, не буди меня до утра. Иначе я отнесу тебя твоему папаше.

***

Утром мы с Ромой опять встретились в кухне. Выспавшийся и довольный, он появился, когда я домывала детскую посуду.

— Сделай мне кофе.

— Двести рублей.

— Что двести рублей?

— Я тебе сделаю кофе, но это будет стоить двести рублей к моей зарплате.

— Не жирно?

— Нет, — отрезала я и выключила воду.

Уснуть так и не получилось, настроение было ни к чёрту. Остаток ночи я думала, что могла бы преспокойно лежать в своей постели в съёмной квартире и не мучить мозг. Зачем я согласилась на этот бред? Ну зачем?! Трёшка в Москве? Да, именно из-за неё, а не из-за Ромы и его малыша.

— Хорошо, — сказал бывший муж.

Я вопросительно приподняла бровь.

— Я буду платить тебе двести рублей за утренний кофе. Ещё столько же за завтрак. Как тебе?

— За завтрак триста.

— Обойдёшься.

— Тогда и ты обойдёшься.

— Двести пятьдесят.

— У тебя проблемы с деньгами?

— С чего взяла?

— Ну… Если ты взялся торговаться, значит, у тебя не всё в порядке.

Рома наградил меня свинцовым взглядом.

— Хорошо, триста. Если сподобишься на пирожные, будет пятьсот.

— Договорились. — Я подала ему руку.

Он взял мою ладонь, и я тотчас же поняла свою ошибку. Меня мигом пробрало до мурашек, а он, как назло, не отпускал. Наоборот, сжал пальцы. В памяти поднялся вихрь воспоминаний: утренние поцелуи и ласки. Тёплые, полусонные, томные, они имели особенно глубокий оттенок и вкус.

Я вытянула руку из его руки.

— Иди, — сказала, сделав вид, что безмерно занята. — Я пока начну готовить. Сегодня яичница с сыром, а завтра….

— Пусть будет сюрприз, — оборвал он меня. — Я знаю, что мне в любом случае понравится.

Рома вдруг коснулся моей талии. Я хотела сказать, чтобы он так не делал, но его прямой взгляд в глаза лишил дара речи.

— Я знаю, что мне понравится, — повторил он глухо. — В любом случае.

Провёл до самых ягодиц и отступил. А я только и успела заметить, как натянулись его боксёры.

Столкновение прошлого и настоящего стало для меня личным апокалипсисом. Пока готовила, ругала себя, что ввязываюсь всё сильнее. Пообещала же вести себя отстранённо, так нет. С другой стороны, прибавка к зарплате мне не помешает. Но кого я пытаюсь обмануть? Дело же не в кофе и не в завтраках.

***

Когда Рома ушёл, я наконец смогла почувствовать себя свободнее. Выглянула в окно и увидела несущего ёлку мужчину. Господи! Сегодня уже тридцатое! С последними событиями я начисто потеряла счёт дням, а в квартире не было ничего, что бы напоминало о близости Нового года: ни развешанной мишуры, ни украшений на окнах. Я вспомнила, как в наш первый Новый год вырезала снежинки из салфеток, а Рома поддразнивал меня, говорил, что всё сейчас можно купить, а я как будто родом из прошлого века.