Рыхлый, не сказать, что здоровый, а скорее, толстый мужик.

Одет неопрятно, волосы на голове напоминают стог сена… Поредевший такой стог сена. Лицо одутловатое, опухшее. Вроде черты правильные, но симпатии не вызывают. А глазки предательски бегают, выдавая его намерения.

– Я тут… Я это… – пытается что-то сказать он и косится на тарелку с двумя несчастными оладьями.

Понимает, что его застали на месте преступления, разочарованно причмокивает и вытирает жирные пальцы о давно не стиранную футболку.

– Позвольте, – подхватываю я остатки, думая, не отдать ли их собаке. – А то у меня новая порция сгорит.

Оборачиваюсь к плите и демонстративно спокойно снимаю свежеподжаренные плюшки. Только тарелку на окно уже не ставлю.

Понятия не имею, кто этот мужик!

– А я это… – снова начинает он. – Я к Юричу…

Ну, понятно, что не ко мне! А кто такой Юрич… А! Блин. Михаил. Он же представлялся по имени-отчеству. В деревне ж так принято… Фр…

– Я с утра его не видела, – отвечаю незваному гостю, поворачиваюсь к окну спиной, давая понять, что разговаривать мне некогда, а сама кошусь…

Не стащит ли этот индивид еще что-нибудь.

И тут в кухню входит Лиза.

Сонная, взъерошенная, волосики растрепались, глазки трет. Одета в простую рубаху ниже колена. Бант на косе развязался, и лента висит почти до пояса. Малышка зевает и потягивается, глядя на меня. Да какая ж милота!

– Привет, моя хорошая! – совершенно искренне радуюсь этой чудесной девочке. – Ты выспалась?

Присаживаюсь, распахиваю объятья, и, прежде чем я успеваю вспомнить, что мы с ней знакомы только сутки, Лиза шагает ко мне и обхватывает меня за шею.

Де-евочка! Такая теплая, хрупкая, пахнущая травой и медом! Прижимается ко мне всем тельцем, и я, кажется, даже слышу биение ее сердца.

– Как настроение? – спрашиваю я ее, совершенно забыв о незнакомце в окне, провожу ладонью по ее голове. – Что тебе снилось?

У девочки появляются озорные искорки в глазах, и на губах играет мимолетная улыбка. Кажется, она мне сейчас расскажет про целую жизнь! Или покажет свой собственный мир.

Но…

– Тю-ю-ю, – слышится пренебрежительное от окна. – И шо вы с ней валандаетесь? Она ж того!.. – и этот давно немытый экземпляр пренебрежительно морщится. – Неполноценная! – фыркает он, выражая изгибом губ самую крайнюю форму пренебрежения.

– Да как вы смеете! – вскакиваю я. – Лиза очень смышленый и одаренный ребенок! – прижимаю к себе крошку, которую мне хочется во что бы то ни стало защитить. – А вы!.. А вы!..

– Что я? – возмущается тело в окне. – Я – нормальный! – гордо гаркает подонок в окне. – А она немая!

– Что за чушь вы несете? Лиза разговаривает!

Я закрываю девочку собой и как-то на автомате хватаюсь за ручку сковороды… Руки, наверное, еще помнят, что я вообще-то, оладьи жарю.

– Да ты что, сдурела? – орет этот придурок, но тут же испуганно отступает, глядя куда-то мне за спину.

– Митяй, в чем дело? – слышу со стороны двери тихий, но очень страшный голос.

– Юрич, да я это, – мой вор как-то странно пятится и даже вроде как начинает заикаться. – Я это… Я хотел… – тут он испуганно икает. – Я лучше потом зайду! – и растворяется где-то во дворе.

.

Михаил

Инга оборачивается ко мне, и я не знаю, чего больше в ее глазах: испуга или возмущения.

Грудь вздымается, щеки алые, глаза горят, Лизу мою к себе прижимает.

Самое интересное, дочка тоже к ней жмется, будто к родной…

И мне в самом деле очень хочется знать, что же здесь происходит. Нет, то, что Митяй – придурок, я и так знаю. Что происходит между этой женщиной и моей дочерью?

– Я тут… – Инга беспомощно взмахивает рукой, у нее дрожат губы.