– Три няни до вас первым вопросом с этим к ней приставали, – усмехается он. – А вы не полюбопытничали, значит?

– Как правило, любопытство такого рода подразумевает наличие интереса. У меня интереса нет. Только и всего.

– Чёрт! – смеётся мой собеседник. – А вот это даже как-то немного обидно! Я, можно сказать…

– Папа! Няня Аня! – кричит Ксюша, так своевременно обрывая наш неловкий разговор. – Смотрите, как я могу!

Она чуть притормаживает ножками, а потом прыгает с качели, отрывая ручки от канатов. Но, не удержавшись на ногах, падает прямо под несущуюся на неё качель.

Реакция Аторова впечатляет. Словно метеор, он срывается с места, в мгновение ока оказывается возле дочери и выхватывает её из-под качели в тот самый момент, когда она влетает ему в голову.

Я бросаюсь к боссу и первым делом осматриваю его. Рассечение над бровью, кровь стекает быстрой красной струйкой, но я не думаю, что травма на самом деле серьёзная. Ксюшка тоненько завывает от страха, словно маленькая скрипка, и я неуклюже плюхаюсь прямо на колени рядом с ней.

Девочка тут же протягивает ручонку, обнимая меня за шею, и тянет на себя, другой рукой крепко сжимая шею отца.

– Испугалась? – спрашиваю у неё, и она кивает. – Не бойся, всё уже позади. Всё хорошо. Ты не ушиблась, не поранилась, всё в порядке.

– Кое-кому нужно быть повнимательнее на детской площадке, – говорит Аторов. Я закатываю глаза и тяжело вздыхаю. – Что?

– Ничего, Олег Фёдорович, – говорю ему и выразительно показываю глазами на девочку.

Он явно не понимает моих намёков.

– Эти игровые зоны очень травмоопасны. Здесь легко можно разбить голову, свернуть шею и переломать конечности…

– Достаточно, – перебиваю его, чувствуя, что Ксюша начинает плакать горше. – Давайте отойдём, я осмотрю вас.

Я поднимаюсь, беру за руку малышку, и мы дожидаемся её отца. Устроившись на ближайшей лавке, я достаю из сумки обеззараживающий порошок, влажные салфетки и упаковку пластырей.

– Какая вы у нас строгая нянечка, – протягивает Аторов, заглядывая мне в лицо.

Я чувствую его жаркое дыхание на губах, чувствую, как стальной взгляд очерчивает мои губы…

– Вот, Олег Фёдорович, выбирайте пока рисунок, – пихаю ему в руки коробку, и он усмехается:

– Ксюнька, хочешь помочь папе выбрать самый красивый?

– Да, папочка! – горестно вздыхает девочка. – Только ты снова меня заругаешь. Для мальчиков тут рисунков нет.

– Выбери тот, который нравится тебе, ладно? Я не буду тебя ругать.

– Обещаешь? – оживает кроха.

– Конечно, доченька. Не буду. Прости папу, ладно? Я просто очень сильно за тебя испугался.

Аторов наклоняется и целует дочь, а у меня ком в горле встаёт. Всё-таки их отношения, хоть и хрупкие, хоть и неустойчивые, но такие нежные и трогательные!

Пока Ксюша отвлечена очень важной миссией и выкладывает на лавку разноцветные пластыри, я вытягиваю салфетку и стираю кровь.

– Сейчас будет больно, – предупреждаю мужчину. – Мне нужно надавить, чтобы посмотреть нет ли в ранке соринок.

– Ранки, соринки… Аня Евгеньевна, мне не пять лет. Делайте, что надо. Я мужественно перенесу все ваши манипуляции.

Я закатываю глаза и надавливаю посильнее, выпуская пару свежих капель крови. Аторов шипит сквозь зубы и чертыхается:

– Вообще-то, это больно!

– Вообще-то, я предупреждала! – передразниваю его.

Сталь в глазах подозрительно сияет, а полные губы расплываются в притягательной улыбке.

– Вы такая очаровательная, Анна Евгеньевна.

– Ой, как сильно вас, барин, по голове приложило! – тихо фыркая, пробегаюсь пальцами по лицу мужчины.

Олег Фёдорович поднимает руку и кладёт ладонь поверх моей руки, несильно сжимая, прижимая мою ладонь теснее к своей коже.