Я подаюсь ближе. Девочки слишком заняты своим делом и пока не обращают на меня никакого внимания.
– Ну, смотри, Ксюнька, – говорит незнакомка, от нетерпения активно дрыгая бёдрами. Пышный бант призывно болтается над её пятой точкой, устремляя моё кровообращение от мозга куда-то вниз. – Красиво? Понравится папе?
– Да-а-а! – кричит моя дочь.
От любопытства сводит скулы, и я заглядываю через плечо незнакомки. На столе стоит тарелка уже готового печенья. А на противне перед черноволосой девушкой с голосом, переливающимся колокольчиками, выложены круглые комочки сырого теста, украшенного разноцветными конфетками и солёными крендельками.
Девушка тянется рукой на край стола, где стоит стакан с разбитым яйцом и кондитерской кисточкой. При этом простом действии её ягодичные мышцы напрягаются, а бант взмывает ввысь, и я чувствую, как сердечный ритм даёт сбой. Здорово как дома!
– Очень аппетитно! – вырывается у меня невольно, и она так и застывает.
Торчащий кверху бант еле видно колышется от нескольких глубоких вдохов его хозяйки. Спина медленно выпрямляется.
– Папа! – кричит Ксюша, шмякая половником незнакомке прямо по руке, сжимающей край стола.
– А-ай! – ойкает та, наконец поворачиваясь, и я тону в зелёных омутах её глаз.
Прикрываю на секунду веки, отгоняя наваждение, навязчивое и тягучее. Окидываю незнакомку холодным взглядом и в два шага подхожу к дочери.
Малышка бросается мне на шею, и нет слаще этого мгновения. Никогда не было. Что бы ни происходило в этом грёбанном мире, оно может просто отправиться восвояси, когда эта маленькая девочка рядом со мной.
– Папочка! Наконец-то ты приехал! Я уже заскучалась без тебя.
– Соскучилась, – поправляю машинально. – Скажи-ка мне, Ксюшенька, почему в такое позднее время ты ещё не в кроватке и не видишь десятый сон?
Кажется, зеленоглазка хмыкает за моей спиной, что только раздражает.
– Мы с няней Аней лепки печенье. Красивое. Вкусное. Специально для тебя, папочка. – лепечет дочка.
Няня Аня, значит? Зеленоглазая красавица. Ведьма, не иначе. Все они ведьмы, уж мне-то не знать!
– Пекли, – говорю дочери. – Для этого есть более подходящее время. Так поздно ты должна спать.
Крохотные глазки наполняются слезами, но я непреклонен. В вопросах воспитания я не позволяю себе или кому-то другому дать слабину. И на то, конечно, есть причины.
Ксюша до безумия похожа на свою мать, особу крайне легкомысленную и взбалмошную. И я не хочу, чтобы Ксюша пошла по её стопам.
Лучше сейчас проявить твёрдость, чем потом отлавливать по кабакам под разными веществами в окружении депутатских сынков.
Я целую дочь в лобик и строго говорю:
– Ступай спать, Ксения. Завтра я вернусь с работы пораньше и мы проведём время вместе, обещаю.
Нижняя губа дрожит, когда Ксюша неловко отстраняется и спрыгивает с островка. В огромном колпаке она похожа на Смурфетту, и мне бы рассмеяться, подхватить её на руки и простить маленькое непослушание, ведь запах выпечки стоит просто великолепный. Но стоит раз уступить, как маленькая всезнайка непременно начнёт этим пользоваться. И однажды я упущу её, как упустил её мать.
Няня нервно дёргается и собирается пойти следом, но я останавливаю:
– Я попросил бы вас задержаться.
Она поворачивается, но не подходит. В зелёных глазах полыхает ярость. Забавно! Ещё никогда обслуживающий персонал не дерзил мне в моём же доме.
– Как вас там..?
– Меня зовут Анна Евгеньевна, – говорит едва ли не с вызовом.
Я закатываю глаза, усмехаясь.
– Так вот, Анна Евгеньевна, меня зовут Олег Фёдорович, и в этом доме правила устанавливаю я. Особенно, для всего, что касается моей дочери. Ровно в десять часов в её спальне выключается свет, и Ксюша должна лежать в своей постели, полностью готовая ко сну. Никакие