И я понял, что я один в этом мире. Никому не нужен. Но я пообещал себе, что обязательно стану сильным, и уже в возрасте четырнадцати лет давал отпор учителям, которые посмели поднять на меня руку. Как бы мне ни было страшно, я всегда шел вперед. Я хотел стать независимым, несмотря на то, что мужчины мало что решают в этом мире. А уже в возрасте двадцати лет я понял, что на меня открыли охоту госпожи, которые хотели сделать меня мужем своих дочерей. Мне удалось договориться с матерью, что в отбор она меня включает раз в два года, — хоть в этом она пошла мне навстречу.

И вот в нашей империи появилась иномирянка. Мать говорила, что таких давно не было, и предложила мне поучаствовать в отборе, присмотреться. Я не специально опоздал, но не мог заставить себя просить прощения за опоздание у маминого мужа и тем более у неизвестной мне госпожи. Мне кажется, все мамины мужья ненавидят меня, ведь за все эти годы никому из них ни разу не пришло в голову заступиться за мальчика, которым я был. А впрочем, скорее всего, им просто оказалось плевать на меня, меня не замечали, пока я с ними не контактировал.

Далее на отборе у нас с госпожой получилась странная договоренность — не знаю, как она это планирует, чтобы и развод состоялся, и имущество моим осталось. Такого еще не было. Но я быстро просчитал все риски, и решился стать ее мужем. А вот в поместье уже сорвался на своей жене, но и тут я должен был поставить себя на один уровень с остальными мужьями, а не жить в отдельном крыле. Из разговора с ней я понял, что она хотела как лучше, но она не знает наших реалий. Да и вообще госпожа показалась мне интересной, даже спор с ней приносит удовольствие. А когда она злится, глаза сверкают яркими изумрудами. Теперь же мне просто интересно наблюдать за ней. Хочется хоть немного расслабиться, у нас же с ней уговор, и я надеюсь, она сдержит слово, а не воткнет мне нож в спину. Но все может быть… есть еще мужья, которые наверняка примутся воевать между собой за место любимчика. И вполне возможно, ими станут братья, вон как она с ними возится. Иначе я не понимаю ее выбора.

Кевин

Сколько себя помню, по сути, мы всегда с братом были вдвоем. Росли в семье одной госпожи, дальней родственницы нашей матери. Родителей мы не помним, что случилось с ними, нам никто никогда не рассказывал. Нас с раннего детства обучали быть сильными воинами, а так как войн не случалось уже лет пятьсот, мы были охранниками. Могли бы и сделать карьеру, служить в императорской страже, но для этого необходимо было пройти курс обучения при дворце и подтвердить свое мастерство. А вот денег на курс нам, естественно, никто не дал.

Таких, как мы, в отбор включали редко, раз в два-три года. Но мы и не стремились туда — спасибо, насмотрелись. Поэтому, уже будучи взрослыми, устроились в охрану к госпоже, у которой успешно работали до тех пор, пока я не попался на глаза ее почти совершеннолетней дочери. А после этого и начались неприятности. Я не хотел в такое дело вмешивать брата, поэтому и согласился на наказание, а не на суд, где бы он был свидетелем, — такие свидетели, как он, не нужны. Знаю я, чем бы все закончилось для Джейсона. Уж лучше наказание, которое придумала госпожа, чем потерять брата.

Джейсон обработал мои раны, и нам дали сутки на то, чтобы покинуть поместье госпожи. Как раз нас ждал отбор. Неявка грозила месяцем исправительных работ. Поэтому, собрав все силы, мы отправились на отбор. Как прошел сам отбор, я не помню от слова совсем, очнулся только в лечебнице — уже женатым.