– Вот паскуда!

– Кто?

– Голицын.

– Думаешь, он поставил?

– Не сам, а подговорил кого-то из своих прихлебателей.

– Бить будешь?

– Не пойман, не вор. Нет, не буду.

На выходных я попросил дать увольнительную.

– В город хочешь сходить?

– Очень надо, Евгений Аристархович.

– Что за нужда?

Я принёс костюм и показал. Офицер поглядел и произнёс:

– Вот скоты! Только прошу без рукоприкладства. Не стоит тебе иметь таких врагов. Бери увольнительную.

Я отправился в ателье, где с коллективом портных решали, что можно сделать. Портной посоветовал отдать на ткацкую мануфактуру, где одежду могли покрасить заново. Так я и сделал. Они что-то выбеливали, а затем снова покрасили костюм и пальто. Я принял работу, так как это было лучше, чем ничего. Если хорошо при свете дня приглядеться, можно было увидеть отличие цвета, а тому, кто не знал, да ещё в полумраке свечей, вообще ничего не было видно.

27 декабря от роты в числе двадцати лучших по успеваемости я, Серж и Самсон наняли извозчика на санях и под перезвон бубенцов с шиком доехали к зданию Адмиралтейства. В его холле проводился новогодний бал для морского начальства. Все родовитые гардемарины за пару дней до бала были отпущены по домам, отчего прибывали на бал в своих экипажах. На бал были приглашены офицеры, служащие в Адмиралтейств-коллегии и на судах Балтийского флота, базирующихся в порту Петербурга, чиновники от морских ведомств и крупные флотские подрядчики.

Большинство почтенных глав семейств присутствовали с супругами и взрослыми детьми, в основном, женского пола – надо же было смотрины невест провести. Среди женихов на первых ролях были молодые офицеры из богатых семейств, половина из которых являлись городскими «повесами». В их тени пребывали менее родовитые «рабочие лошадки» с кораблей и морского ведомства. Тот же Васька Голицын с братьями и прочими родственниками чувствовал здесь себя, словно рыба в воде – ну ещё бы, если его двоюродный дядя служил президентом Адмиралтейств-коллегии.

Мы были дворянской голытьбой, поэтому скромно пристроились в уголочке зала в своей казённой, отчего слегка маловатой, парадной гардемаринской форме. Все было, как обычно бывает на торжественных мероприятиях: бравурные речи, награждения непричастных, но важных людей, затем фуршетное застолье в соседнем, более мелком зале, и сам новогодний бал. Я и ребята от души наедались стоящими на столах деликатесами – когда ещё удастся "от пуза" покушать осетринки, икорки и прочих вкусностей. Все съеденное периодически запивали бокалом вина, с умным видом смакуя его вкус. Настоящее, а не порошковое вино, очень даже хорошо вливалось в наши желудки.

Пока мы были заняты поглощением, объявили открытие новогоднего бала. Молодёжь, а следом и люди постарше, потянулись в соседний зал. Впереди всех двигались мамаши, ведя за собой своих дочерей. Мои спутники стали нервничать:

– Слышишь, Санёк, может, и мы пойдём?

– А может, ещё немного покушаем? Гляди, место у центра стола освободилось. Печёнкой чую, там ещё много вкусного лежит.

– Вот ты проглот, Сашка. Пошли, разомнёмся, чтобы в животе место освободить.

– Ну, пошли.

Мы двинулись в соседний зал, где начался быстрый танец типа мазурки. С набитыми животами народ скакал в модном ритме, к концу танца напоминая взмыленных лошадей. Тем не менее, многие из присутствующих подпирали стенки зала. В основном это были мамаши, но и девицы, что пострашнее, оказались неразобранными. Затем оркестр сыграл медленный полонез, во время которого у стен снова стояли и горько вздыхали слишком страшные в своей красоте девицы.