Здесь все было ослепительно белым, несмотря на то, что вокруг царила ночь. Снегопад прекратился, и теперь в лунном свете поблескивали искорками нарядные сугробы.

Ведро нагребало снег, а я трамбовала его варежкой.

В главный зал! В главный зал! – бормотала я, неся ведро.

У меня были разные начальники. Один из них однажды попросил меня поговорить с надоедливой любовницей по телефону, как бы невзначай, чтобы она убедилась, что ей уже нашли замену. Но до такого не доходило!

Я высыпала снег на роскошный паркет, а потом решила, что снега мало, поэтому побежала за второй партией.

Три раза я бегала за снегом, видя, как в тепле снег начинает подтаивать и неплохо лепиться.

Что ж! – подняла я руки вверх, словно хирург перед операцией. – Приступим.

Ползая по полу на корточках, я сгребала снег, формируя змею. Вот голова, вот тело, а вот хвост.

Пока я пыталась сделать ей язык из снега, часы гулко пробили полночь. Снег начал подтаивать. На мой взгляд получался вполне приличный удавчик.

Я отогрела пальцем дырку вместо правого глаза, а потом проделала тоже самое с левым. Покрасневшие и замерзшие руки почти ничего не чувствовала, а я яростно дышала на свои пальцы.

Встав с пола, я отошла в сторону.

Вот, справилась! И даже за полчаса!

Не то, чтобы моего удава можно смело отправлять на конкурс снежных скульптур, но какой-нибудь приз зрительских симпатий он точно взял бы.

Готово! – крикнула я, отходя от своего детища.

Удав смотрел на меня грустно-грустно. Видимо, он понимал, свою удавью ущербность. И все остальные удавы смеялись бы над ним. Но это – лучшее, что я могла изобразить из того что есть за такой короткий срок.

Послышались шаги, а я отошла подальше, чтобы не загораживать свой шедевр. С замиранием сердца я ждала вердикта.

Что это за глист? – спросил маэстро, подняв красивые брови.

Змея, как вы и просили, – произнесла я.

“Удав, познакомься, маэстро! Маэстро, познакомься, удав!”, – мысленно произнесла я.

Это – ужасно, – произнес маэстро, глядя на удава, который уже начал растекаться лужей. Со стороны казалось, что он плывет по ней, но я то знала, что жить удаву оставалось недолго.

“Бе-бе-бе!”, – мысленно передразнила я. Внутри меня уже зрел бунт.

Да, но… , – возразила я, считая, что моему удаву нужен адвокат. Он так говорит, словно я всю жизнь посвятила лепке удавов. И все лето выскребала из морозильной камеры снег, чтобы потренироваться перед долгой зимой и работой на одного гения.

Никуда не годится, – отчеканил Ниссен .

Если вы думаете, что я всю жизнь… – начала я, чуть повышая голос.

Я ничего не думаю, – произнес маэстро. – Я вижу результат.

Шумно вздохнув, я сжала кулаки. Сейчас тающему удаву нужна скорая вытирательная помощь. А именно – тряпка и ведро.

Лепи еще, – произнес маэстро, а я, кажется, почувствовала, за что платят такие бешеные деньги!

Были у меня в жизни приятные ночи, но таких незабываемых не было никогда!

Красавец развернулся и вышел, а я проглотила такие забористые выражения, что если бы они вырвались, мир был бы не был прежним!

Скрипнув зубами отборные ругательства, я взяла ведро, варежки и направилась в сторону улицы с остервенением трамбуя снег в ведро. Пока я набивала ведро, мне казалось, что это – дурной сон. И я вот-вот проснусь.

Да что бы тебя… – ворчала я, понимая, что предчувствие по поводу интима меня не обмануло. Интим, как говорится, был. Но вот какой – история умалчивает.

Я потащила ведро со снегом в зал, вытряхнула его на пол и бросилась за следующим.

Три ведра уже немного подтаяли, а я мужественно лепила из них нового удава. На этот раз я решила поработать над ошибками и нарисовала озябшим пальцем чешую. Я аккуратно выложила снегом раздвоенный змеиный язык. На этот раз я попыталась вспомнить, какие у змеи глаза, но сейчас они получились у меня весьма ошарашенными.