Заинтересовавшись, как-то у хозяев поинтересовался, заметив ее в окно:

– Что за девушка? Всегда одна ходит.

– А! Ольга-почтальонша! В Константинове почтой заведует, – отмахнулся Митрич.

– Неужели не знаешь? – подозрительно поинтересовалась баба Тоня. – Хорошая девушка, только ущербная, – вздохнула. – Двадцать четыре года уже, а месячных до сих пор нет!

«Деревня!» – мысленно усмехнулся. Все про всех, все знают.

Пришлось столкнуться с Боганом, который отметился на первом моем концерте. Как-то вечером, переходя наш переулок, столкнулся с ним, идущим в компании ребят.

– А-а! Вожатый! – недобро усмехнулся он. – Седня один? Всем сопли вытер и по горшкам рассадил? – хмыкнул.

Кто-то среди подростков угодливо рассмеялся шутке. «Надо ставить зарвавшегося приблатненного сявку на место!» – решил и шагнул к нему. Тот, заметив решимость струсил и непроизвольно сделал шаг назад, наткнулся на дружков за спиной и приободрился. Встал в шаге от него и, глядя в глаза, с презрением выдал:

– Чалился на малолетке по двести шестой, баклан? А понтуешься, как авторитет! Рамсы попутал, сявка?

– Ты че, в натуре? – оторопел местный «босяк». – Откуда…? Ты-ж цветной!

Откуда ему знать, что вырос я в неблагополучной среде заводского поселка, где каждый третий сидел, а каждый второй собирался сесть на зону и словечки по фене были популярны среди подростков.

– Сделай так, чтобы я тебя больше не видел и не слышал, – предупредил с угрозой. – Или тебе больно сделать? – придвинулся к подростку.

– Не, не, в натуре …. Все путем, – поднял он руку, огораживаясь от меня и попытался отступить.

– Ну-ну! – окинул взглядом компанию и пошел дальше.

«Он …, мокруха …, в авторитете …», – услышал за спиной.

…..

Митрич, как-бы между делом, упрекнул:

– Для пацанов пел и для нас со старухой мог бы, Тонька уж больно песни любит!

Наверное, я покраснел, но ничего не ответил, а выбрав момент, обратился к хозяйке:

– Баба Тоня! Вы как-то хотели меня послушать?

– Тебе некогда! Нарасхват! (с ехидством в голосе). Вон, опять бригадир тащится – наверное, опять у кого-то что-то сломалось, – забурчала, кивнув на окно. – Вечером баб позову, все равно дождь собирается! – снизошла.

Вечером действительно полил дождь, намекая о приближающейся осени. Собралось шесть женщин возраста бабы Тони, вероятно подруг. Все принаряженные, в платках. Хозяйка тоже одела лучшее и заставила переодеться Мишку. На меня она только ворчала, но не пыталась указывать, а пацан с супругом страдали от ее диктата. Митрич, одетый как обычно, притаился в уголке, стараясь быть незаметнее. Стол был накрыт, но все расселись на диване и стульях по всей горнице.

Начал с песни Градского:

Оглянись, незнакомый прохожий,

Мне твой взгляд неподкупный знаком.

Может, я это, только моложе,

Не всегда мы себя узнаём.

Ничто на земле не проходит бесследно,

И юность, ушедшая всё же бессмертна.

Как молоды мы были, как молоды мы были,

Как искренно любили, как верили в себя…

Затем, не дожидаясь реакции зрителей, начал петь песни, подходящие возрасту слушателей:

Изгиб гитары желтой ты обнимаешь нежно,

Струна осколком эха пронзит тугую высь.

Качнется купол неба большой и звездно-снежный.

Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.

Качнется купол неба большой и звездно-снежный.

Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…

…..

Просто нечего нам больше терять.

Все нам вспомнится на страшном суде.

Эта ночь легла, как тот перевал,

За которым исполненье надежд.

Видно, прожитое прожито зря,

Но не в этом, понимаешь ли, соль.

Слышишь, падают дожди октября.