Катя переступила с ноги на ногу и ссутулилась. Оттого, что о ней говорили так, будто ее тут нет, ей захотелось вообще исчезнуть.

Воинов улыбнулся:

– Татьяна Павловна, дорогая моя, ну что за предрассудки! Вы не хуже моего знаете, что готовые специалисты с неба не падают и в капусте их не находят. Всегда надо на первых порах помочь.

Прищурившись и поджав губы, Татьяна Павловна окатила Катю взглядом, от которого та отступила еще на шаг.

– Гм, – громко и решительно произнесла Надежда Трофимовна.

– Дамы, я в вас не сомневаюсь, – Константин Георгиевич подошел к Татьяне Павловне вплотную, будто хотел ее обнять.

– Выдумали еще, второй сестре мыться, – хмыкнула Татьяна Павловна, – нет уж, простите, не дам я стерильный халат зря на нее тратить.

– Даже по моей просьбе?

– Особенно по вашей просьбе, Константин Георгиевич! Пришла на работу, пусть сразу работает как все, барынек у меня тут не было, нет и не будет!

Воинов совсем прижался к сдобному боку Татьяны Павловны.

– Ну ладно, Тань, ну чего ты… – пробормотал он, улыбаясь, – ну как бы я из вас выбрал, когда вы все одна лучше другой? Вот пришлось взять со стороны, чтобы никто не обижался.

– Ладно, ладно, – суровая Татьяна Павловна неожиданно хихикнула, – врете вы, Константин Георгиевич, а все равно приятно.

– Никогда не лгу. – Воинов отступил, а старшая сестра с трудом подняла свое полное тело из-за стола:

– Как тебя, Катя?

Катя кивнула.

– Иди, Катя, к сестре-хозяйке, получи у нее рабочую одежду и переоденься. Покажу тебе, как тут у нас все устроено.

Переодеваясь в маленькой холодной комнатке с деревянными лавками вдоль стен, Катя пыталась понять, что это теперь ее жизнь. Этот операционный блок с сегодняшнего дня ее второй дом, в котором ей предстоит проводить больше времени, чем в первом, а эти женщины, такие разные и по возрасту, и по характеру, и по воспитанию – теперь ее новый круг общения. Среди них придется выбирать подруг, вместе с ними переживать все важные события…

Когда она поступала в школу, потом в институт, это тоже было интересно и страшновато, но там спасало сознание, что как бы ни было плохо или хорошо, это ненадолго. Учеба подойдет к концу, и наступит что-то новое. Теперь же, в этой каморке с потолком в паутине трещин, надо понять и принять, что новое, возможно, не наступит. Очень даже не исключено, что в жизни начался этап, который продлится до самой смерти.

Катя резко выдохнула и потуже затянула поясок халата.

Мура лежала и ждала, когда все закончится. От грубых движений мужа было не больно, но противно и тоскливо. Нудная повинность, называемая прежде супружеским долгом, вроде бы не наносила вреда ни душе, ни телу, вполне можно было это терпеть, благо занимает от силы минут пять. Резкие толчки и тяжелое дыхание мужа не имели ничего общего с мечтами юности, зато это жизнь, как она есть, и благодаря этому у них появилась Нина.

Получив свое, муж откинулся на подушки, отдышался, и снова стал самим собой, добрым и ласковым.

– Как хорошо, Мурочка, – протянул он.

– Да, хорошо, – согласилась она и прильнула к родному теплому боку, который больше был неопасен.

Через минуту Виктор уже дышал ровно, с посвистыванием, лицо расслабилось и подобрело, как всегда делается у людей во сне.

К ней же сон не шел. На завтра запланирована встреча с начальником академии и много других важных дел, для которых нужно быть сосредоточенной и свежей, а Мура лежала, скрестив руки на груди, как труп, и смотрела в потолок, на котором все трещинки были давно изучены. Попробовала дышать в такт со спящим мужем, проверенное средство, если хочешь уснуть, но в этот раз не сработало.