Вшицкая тонко улыбнулась, и коготок тревоги царапнул где-то в районе сердца. Улыбка у неё какая-то крокодильская.

- Как нет дара? Разве ваша мать не Сонья Бугго? – и снова взгляд поверх очков.

- Да, - я дёрнула уголком рта. Вопросов, касающихся моей матери, я не любила. - Сонья Бугго была моей матерью.

Вшицкая хмыкнула. Все складки её лица зашевелились, а руки в старческих пятнах неспешно сворачивали мой диплом и вставляли в красный тубус. Я зачарованно следила за этими движениями.

Наконец тубус и папку с портфолио пододвинули по столу в мою сторону. И снова острый взгляд поверх очков кольнул, отозвавшись тревогой.

- Не маг. Подданная Ратии, - размеренно перечисляла она. – Да ещё и дочь неблагодарной девчонки.

Неблагодарной девчонки?! Да моя мама была чудом! Каждый раз вспоминая её, я улыбалась – таким солнечным человеком она была. И очень, очень-очень талантливым! Не накрашенные старушечьи губы снова растянулись в хищной улыбке, а я похолодела.

- Я не приму вас на работу! – жестко проговорила она, прихлопнув ладонью по столу, будто ставила жирную точку.

И удовлетворённо откинулась на спинку своего высокого вращающегося кресла.

Магические козявки! Почему?

Видимо, вопрос был написан на моём лице – мадам Вшицкая улыбнулась шире. Теперь стало понятно, насколько эта улыбка злорадная.

Не скрывая эмоций, она проговорила:

- Я предлагала ей, зелёной выпускнице, занять должность дизайнера. Главного! А она?

- А она?.. – беспомощно пролепетала я.

- А она отказалась, - ответ был спокойный, но то, как дёрнулись складки вокруг носа и как приподнялся подбородок, не оставило сомнений – это для мадам стало огромной неприятностью. Пощёчиной.

Что, собственно, подтвердили последующие слова:

- А я не прощаю пренебрежения.

Но мама...

Я перевела дыхание и сказала:

- Мадам Вшицкая, но мамы уже более десяти лет нет в живых.

- Так ей и надо! – резко бросила она, подавшись ко мне через стол всем телом. Я сжалась. - Она ещё долго прожила после такого, как я посмотрю. Не позволю воровать мои идеи! Вы наследница "Волшебства в подарок", вот и занимайтесь своим фамильным делом! - И уже тихо: - Если сможете...

Я встала, возмущенная как несправедливым обвинением, брошенным мне лично, так и хамским отношением к моей матери, к самой её памяти. Медленно, будто во сне, пошла к двери, придавленная горечью, обидой и разрушенными надеждами. В спину мне донеслось шипящее:

- Прощайте, милочка.

Обернулась. Ох, не надо было этого делать! Надо было скорее уходить! Рука уже метнулась к губам, чтобы не выпустить слова, но поздно. Бросив на мадам полный ужаса взгляд, пробормотала из-под пальцев:

- Ничего у вас, в конце концов, не выйдет!

И, понимая, что навсегда отрезала путь назад, выскочила из кабинета.

***

Я была уверена, что получу это место, не питала ни единого сомнения. А теперь ощущала себя разбитой на сотню мелких кусков, и каждый делал мне больно.

Отец уже не однажды за последний год прямо говорил, что лучше бы мне найти хорошую работу в Плянии. Раньше он часто шутил о том, как трудно ему будет найти щелочку в плотном рабочем графике, чтобы приехать и лично выразить своё согласие на брачный союз, ведь мне пока нет двадцати.

Мы смеялись над этой шуткой, потому что оба знали: ни он не откажется приехать, ни я так рано не выскочу замуж – учёба отнимала все мои силы и время, а делать что-то наполовину я не умею. А примерно с год назад он стал шутить, а потом и вполне серьёзно говорить о том, что хорошо бы мне набраться опыта там, где женщина в самом деле может работать, найти место в хорошей компании в Плянии и задержаться там, посмотреть, как другие люди работают и организовывают своё дело.