Не знаю, сколько это продолжалось. Когда пальцы отыграли на груди финальный аккорд и исчезли в темноте, моих уст коснулось что-то новое. Что-то мягкое, с лёгким привкусом болотной ягоды. Что-то пахнущее полынью и мятой…

Что-то, похожее на девичьи губы.

Но по пробуждении были лишь луна и звёзды тёмной осенней ночи. Надо мной, подо мной и вокруг меня шумел увядающий осенний лес. Я был совершенно гол, и злой ночной ветер забирался, казалось, под самые рёбра. Пришлось встать.

Отряхнув налипшие на спину листья и остатки травы, я огляделся. Лунный свет заливал небольшую поляну, выхватывая из кромешной тьмы очертания низенькой избушки. Едва взглянув на неё, я понял: это мой дом. Место, в которое нужно возвращаться раз за разом.

И я вернулся. Открыл чуть скрипнувшую дверь, погрузился в душный полумрак избушки.

Здесь было так же тесно, как казалось с улицы. Дом, состоящий из одной комнаты, освещали четыре свечи, робко приютившиеся по углам. Их света не хватало, чтобы разогнать темноту отовсюду, и та скапливалась в центре, обращая ко мне настороженный взгляд отсутствующих глаз. Чуть не ткнувшись лицом в пучки сушёных трав, свисающие с потолка, я замер на пороге. Это явно был не простой дом. У дальней стены тлела жаровня, распространяя по комнате дурманящий дым, а по обе стороны от неё расползались рунические узоры, перебегая со стен к потолку и обратно, прячась за шкафами и полками. Пол покрывал не то пушистый ковёр, не то тёплый мох – казалось, стоит сделать пару шагов, и угодишь в трясину, прячущуюся под тёмно-зелёной подстилкой.

Я всё-таки решился. Стоило переступить порог, и тьма под потолком зашевелилась. Но не успел я испугаться, как оттуда на пол спрыгнула девушка. Одежды на ней не было – тело скрывали длинные чёрные волосы, тянущиеся до самого пола и даже чуть волочащиеся за хозяйкой. Пошатываясь на тонких длинных ногах, незнакомка подошла совсем близко, изучая меня раскосыми глазами, блестящими в неверном свете, как два малахита. Я тоже неотрывно глядел на неё. Казалось, в целом свете не найти никого красивее. В бледной коже, туманно-заинтересованном взгляде и открытости голого тела было что-то неправильное и запретное, но манящее и обольстительное.

– Очнулся, значит.

Она провела рукой по моей щеке, а потом развернулась и подошла к жаровне.

– В…Вроде того.

– Чудненько, – аккуратным круговым движением незнакомка залила водой шипящие угли.

Я не знал, что сказать. Впрочем, девушку это не беспокоило. Вытащив жаровню на улицу, она некоторое время там копошилась, потом вернулась в избу.

– Рассказывай, что помнишь?

Я прислушался к себе.

– Ничего. Совсем ничего.

– Мда, – хмыкнула девушка. – А я-то думаю, чего ты тут пень изображаешь.

Даже имени не осталось?

Я потупился. – Ожидаемо, – она установила жаровню на место и убрала мешочек с углями куда-то в шкаф. – Я тебя в лесу нашла, уже холодного. Пришлось колдовать.

– Колдовать?..

– Угусь, – посуетившись у одной из полок, незнакомка протянула мне аккуратно сложенный тряпичный свёрток. – Надевай. Нечего голым шастать!

– Так ведь ты шастаешь, – заметил я, натягивая серо-зелёные штаны из плотной ткани.

– Я – ведьма. Мне можно.

Разговор опять прервался. Молчать в её присутствии было комфортно: тишина словно укутывала собой, как махровое одеяло. Пока я застёгивал пуговицы на бледно-жёлтой рубашке, ведьма опустилась на четвереньки и стала что-то нашёптывать избушке, иногда прикладывая ухо к мягкому полу. В дальнем углу заскрипели доски, и из стены побегами лещины выросла деревянная кровать. Не поднимаясь на ноги, хозяйка проползла к очередному шкафу, извлекла оттуда чистое постельное бельё.