— Подожди, — остановила ее Арису, — так все дело в дурацком розыгрыше? Он что, так и не помирился со своей Алиной?

— Не помирился, — вздохнула я. — Макс на ней женился потом, всем курсом отмечали. Но на самом деле дело не только в ней... и не столько. Еще всякое было... конечно, Макс с Ларисой стали распускать про Константина слухи, что он со студентками... в общем, его репутацию в универе я тоже погубила. Но дело и не в этом тоже. Мы там на самом деле потом еще много чего нашли. И Константин, по-моему, вообще забыл про свою Алину. Очень ему интересно было. Но... помните, я говорила про Гошу? Ну вот. Я все время думала, что с ним делать. Гоша все-таки — не чужой мне скелет. Ну не могла я позволить выставлять его в музеях! Не могла и все. И когда мы собирались уезжать... в общем, я его сожгла. Вместе со всей его амуницией. Никто ничего не успел сделать, все было мгновенно — я перенесла туда пламя из печи крематория. Надо было, конечно, выбрать другой момент, может, подождать... Не подрассчитала немного, занялись в итоге константиновы бумаги, записи, черновики, дневник раскопок... часть находок он сам успел вынести из горящей палатки. Тушили все вместе, бегали с бутылками к ручью... Я честно хотела просто переместить туда воду, чтобы потушить все разом, но... Это бы уже точно все увидели, и никак бы было не объяснить. Не собиралась я его бумажки жечь! Просто... так получилось. А Константин... он каким-то образом все равно понял, что это я палатку подожгла. Догадался по моему виду, что ли? Не знаю. Он, кажется, вообще решил, что я пыталась его убить. Хотя даже попытка убийства в его глазах — не такое преступление, как... Понимаете, я спалила его работу, которая была для него куда важнее и этой Алины, и вообще, по-моему, всего на свете. Вот такое он уж точно никогда бы не простил... Диссер свой он, конечно, все равно потом написал — уж не знаю, на каком материале. Но меня ненавидел, кажется, так, что просто мог бы убить, если бы это не каралось по уголовному кодексу. Я для него — само зло во плоти, исчадие Ада, несущее смерть и разрушение. Как-то так.

За окнами кафе между тем стемнело окончательно, и, видимо по этому случаю сотрудники заведения решили включить музыку. К счастью — не «живую», и микрофон на маленькой сцене вроде бы никто не торопился настраивать. Похоже, нам действительно повезло.

— Сколько лет уже прошло? — Арису прищурилась.

— С этой истории — лет десять, наверное... не, лет тринадцать. Только потом же еще четыре года были, пока я в универе училась. Я все-таки пошла на кафедру археологии... зачет я ему пересдавала одиннадцать раз, пока декан не вмешался. Четыре года позиционной войны...

— Деффчооонкиии! — на какую-то секунду мне показалось, что это вернулся тип, уже отшитый Алиской. Но нет — на стул, принесенный тем, плюхнулся совершенно другой хмырь — правда, из той же компании в дальнем конце кафешки и не менее пьяный. Двое оставшихся его товарищей смотрели из своего угла на нас, а один из них демонстрировал приятелю большой палец.

— Девчонки! — повторил хмырь и уверенно положил руку на плечи Жюли, обнимая ее. — А чего вы такое Толику-то сказали, что он ни здрассте — ни до свидания... а мы смотрим — такие цыпы грустят...

— Да убери ты свои лапищи, fils de pute, или je vais te niquer ta gueule[3]! — взвизгнула Жюли, выворачиваясь из его объятий. За соседним столиком привстал Константин, похоже, собираясь вмешаться.

— Пшел вон, — Арису только взглянула на хмыря, и того будто ветром сдуло. Константин вновь опустился на стул.