– Дружинники и наши сотрудники опросили всех владельцев мотоциклов, – продолжает Комаровский. – В городе и районе. Никто из них не проезжал в первом часу ночи по Ямщицкой к Полунинскому тракту.

– Однако показания дворника и Сащенко совпадают. Ну… а если это был сам Сащенко?

– Подтверждено, что Сащенко ранее никогда не приезжал в Колодин. Он не может знать города. Об этом человеке у нас есть самые лучшие отзывы.

Что ж, Сащенко можно исключить из пятерки. Остается один Жарков. Мы не знаем, где он был в ту ночь, куда выезжал на своем Иже.

– Борис Михайлович, что вы можете рассказать о Жаркове?

– Он у нас заметная фигура, местная знаменитость, – говорит капитан. – Человек легковесный, любит успех, деньги, ресторанную жизнь. Все это, конечно, не повод для серьезных подозрений, а связей с уголовным миром у него нет. Откровенно говоря, мне жаль Лену Самарину. Ее считают невестой Жаркова. Она девушка открытая, ясная, с чистым сердцем… А он не очень порядочно ведет себя по отношению к ней. Обманывает, обижает, но в трудную минуту всегда ищет у нее помощи. Не знаю, как быстро покатился бы он по наклонной, если бы не Лена. Вот какая петрушка… Я ведь Лену давно знаю, да и вы, Павел Иванович, тоже.

Капитан, вздохнув, испытующе смотрит на меня. Очевидно, наша встреча с Ленкой в ресторане и ночное путешествие не прошли незамеченными для Колодина… Интересно, действительно ли боязнь потерять Лену удерживает чемпиона в Колодине?

– А вчера Жаркова видели вместе с дочерью Осеева, – как бы вскользь бросает Комаровский.

Вот как, чемпион, вы успеваете всюду!

– Очевидно, они не вчера познакомились, – говорит капитан. – Но об этом мне ничего не известно.

Дочь инженера Осеева заметно осунулась с тех пор, как я видел ее. Глаза тусклые, обращенные внутрь. Чуть приметная гримаса раздражения на лице.

Завтра похороны. Будет долгий путь на Мольку, где в защищенном от ветров распадке приютилось кладбище.

Старушки в платочках будут бросать с машин еловые ветви, угощать «панафидкой». Для них, старушек, хоть горький, но привычный ритуал, а для Осеевых – ни с чем не сравнимая боль. Я только вношу лишнее беспокойство в эти суетные черные дни, дни прощания.

Сверстники – физики, летчики, геологи, здоровые, веселые хлопцы, – знаете ли вы подлинную тяжесть грубого милицейского дела?

– Скажите, вы давно знакомы с Жарковым?

Она отвечает бесстрастным глухим голосом:

– Мы познакомились, когда я первый раз приезжала в Колодин.

Она не спрашивает, почему меня интересует Жарков. Ей все равно.

– Он подошел ко мне как-то… в магазине. Сказал, что знает отца. Помог донести домой покупки.

Даже сейчас, с лицом, серым от бессонницы и волнений, она очень красива. Словно монашенка с картины Нестерова. Отрешенная, почти бестелесная красота.

– Жарков бывал у вас дома?

– Нет. Он провожал меня, случалось.

– Как вы открывали дверь? Ключом?

– Я стучала в окно. Отец знал мой стук.

– Условный?

– Да, пожалуй. Он ведь был радистом в армии. Ну а я телеграфистка. Морзянке он меня выучил еще в детстве.

– Что же вы выстукивали?

– Да так, глупость… Три точки, три тире, три точки.

Сигнал SOS! Наверно, еще девчонкой она придумала это. Возвращалась со школьного вечера и постучала в окно: три точки, три тире, три точки. Было морозно, она зябла в легких туфельках и подала сигнал о помощи. С тех пор отец всегда ждал, когда раздастся знакомый стук. Ждал и в самые последние дни…

– Жарков, наверно, шутил по поводу этого сигнала SOS?

– Да, я объяснила, что значит мой стук, и он рассмеялся: «Остроумно придумано».