- Чего мне не хватало? Ума, в первую очередь. Но это я сейчас понимаю. А тогда… наверно, перчику. Уж больно у нас все было гладко, предсказуемо.

- Захотелось острых ощущений? – с горечью усмехнулся Борис.

- Не знаю. Может быть. Это правда было… как наваждение. Он приходил, покупал цветы. И каждый раз одну розу для меня. Ничего не говорил. Просто отдавал ее мне и уходил.

- Надо же, какая романтика.

Не было уже ни злости, ни обиды. Только муть на дне, черная, как деготь, едкая, как желчь. Жгла и заставляла язвить. Но Катя словно не замечала. Смотрела куда-то сквозь плитку на полу и говорила, тихо, монотонно.

- Я поймала себя на том, что жду его. Отбивалась от этих мыслей, как могла.

- Но не смогла. И долго это продолжалось – твоя великая борьба с собой?

- Месяца три. Я не оправдываюсь. Все, что я сделала, прилетело ко мне обратно.

- С чего вдруг? – возмутился Борис. – Я тебе не изменял.

- Я не об этом, - Катя покачала головой, морщась, как от боли. – Тогда… я вообще не думала о том, что будет дальше. Как затмение. Как последний день жизни.

- Кать, я сказал, теперь это неважно, что там такое было – романтика или сучьи хотелки. Все уже случилось. Во всех смыслах этого слова. Я хочу знать, зачем ты умоляла тебя простить. Зачем пришла тогда ночью.

- Ты ведь все равно не поверишь, - ее голос был похож на тусклый свет ноябрьского дня, сочащийся сквозь немытое несколько лет окно.

- Если не будешь врать, то попытаюсь. Тем более врать смысла уже нет, ты сама сказала.

- Я сразу же поняла, что натворила. Как облажалась. Ехала домой и думала: никогда больше. Ни за что. Забуду, как страшный сон. Ничего в этом не было хорошего. Совсем ничего. Лишь бы ты не узнал. Но ты увидел, а врать я не смогла. Мать потом ругала: дура, никогда нельзя признаваться, даже если под мужиком поймали. А я не смогла. И… можешь не верить… понимаю, что трудно поверить. Но я все равно тебя любила. Даже, может, сильнее, чем раньше.

- Или тебе так казалось, - Борис с трудом проглотил тугой комок в горле. – Потому что потеряла. Банально – что имеем, не храним... Знаешь, почему не верю? Потому что я через себя перешагнул, простил, постарался забыть. Да, не очень получалось, потому что трудно забыть. И все-таки простил. А ты…

- А я себя не простила, - всхлипнула Катя. – Потому что все равно уже было не так. Как мы ни старались. Думаешь, я не понимала, что все убила, своими руками?

- Вот в этом и была твоя ошибка. Вторая ошибка, Катя. Первую исправить было нельзя. Тот домик рухнул. Но мы могли построить новый. Не такой красивый и уютный, но вполне пригодный для жилья. Потому что я тоже тебя еще любил. Несмотря ни на что. Вопреки всему. Катя, я сделал все, что мог. А ты цеплялась за прошлое, жрала себя и гробила то, что еще оставалось. И теперь уже не осталось ничего. Знаешь…

Борис встал, подошел к ней, положил руки на плечи, посмотрел в полные слез глаза.

- Я винил себя. Думал, чем-то разочаровал тебя. Слишком много работал, уделял тебе мало внимания. Или что-то было не так в постели. Подожди, - он остановил жестом ее попытку возразить. – Не бывает, чтобы без причины. Если бы тебя все устраивало, не потянуло бы на… наваждения. Да так, что не смогла вовремя затормозить. Но сейчас… Я могу винить себя лишь в том, что не смог сказать «нет». Что держался за этот брак, даже когда стало ясно: ничего не вышло. Надо было разойтись если не сразу, то хотя бы год назад. А мы мучили друг друга, притворялись перед родителями, перед друзьями. Твой отец давно понял, что у нас все плохо.