Это уже встрял Никсон, до сих пор молчавший. Стоило ему раскрыть рот, мне всегда чудился камнепад.

– Нет, неправда!

Вуд прервал ее жестом.

– Продолжайте допрос, господин Кон.

Русская испытующе нас разглядывала, одного за другим. Я впервые перехватил ее взгляд. Ее синие глаза казались глубокими, словно омут. Я подумал: так глубок ее ужас. Женщина помаргивала в такт своему дыханию. Я мог пересчитать все ее морщинки в уголках губ.

Кон возобновил допрос своим тоном первого ученика. Это была его коронная роль: он умел придать себе столь презрительный вид, будто собеседника вообще за человека не держит.

– Ваше имя?

– Марина Андреевна Гусеева.

– Дата и место рождения?

– 10 октября 1912 года, Колпино, это под Ленинградом.

– Когда вы проникли на территорию Соединенных Штатов?

– В январе 1946-го.

– Почему вы проникли в Соединенные Штаты с поддельным паспортом?

– Мне его дал Майкл. Он…

– Вы советский агент?

– Нет!

– Вы член КПСС?

– Нет!

– И никогда не были?

– Нет! Никогда в жизни!

– Как же так: вы советская гражданка и при этом не член партии?

– Я бежала из своей страны, потому что не могла там жить. Потому что и Майкл собирался бежать.

– Вы бежали вместе с Майклом Эпроном?

– Нам пришлось.

– Вы его убили?

– Да нет же! Зачем мне его убивать? Я его любила больше всех на свете!

– В тюрьмах полно убийц, которые обожали тех людей, которых прикончили, мисс. Как вам достался этот паспорт?

– От Майкла… Я его не убивала, клянусь вам.

Голос Вуда громыхнул в динамике:

– На чем клянетесь – на Библии или на портрете Сталина?

Раздались смешки, включая хохоток Никсона, который не перепутаешь.

– Вы лгали Комиссии с самого начала и теперь хотите, чтобы мы вам поверили, мисс?

Вуд дал знак Кону продолжить.

– Где вы познакомились с Майклом Эпроном?

Женщина не сразу ответила. На ее губах промелькнула тень улыбки. Или от приятных воспоминаний, или потому, что она разгадала коварство Комиссии, которая бомбардировала вопросами, заставляя отвечать только да или нет, ну, может, еще с четырьмя-пятью словами в придачу. Как тут оправдаться?

Кон уже открыл рот, чтобы повторить вопрос, но женщина его опередила:

– В Биробиджане.

– В Биробиджейно?

– Он туда приехал как врач…

Вуд рявкнул в микрофон:

– Отвечайте только на вопросы! Что это за Биробиджан?

Вуд сверлил женщину взглядом, пока она старалась поправить свой шиньон.

– Вроде еврейского государства, автономная область рядом с Владивостоком.

– Еврейское государство в СССР?

– Да, уже давно существует.

– Вы еврейка, мисс Гусеева? – спросил Кон.

– Почти, – ответила она шепотом, но в зале расслышали.

– «Почти» не бывает, мисс Гусеева: либо ты еврей, либо нет. Уж я-то знаю!

Кон рассмеялся, и мы вслед за ним.

Вуд грохнул молоточком.

– Так вы еврейка или нет?

– В Биробиджане я стала еврейкой благодаря Сталину.

И специально для Кона она добавила на идише:

– Может, я больше еврейка, чем вы еврей.

Я был единственным из присутствующих, кто знал несколько слов на идише. Зал опять грохнул, и этот гогот меня уже начал раздражать.

В «черном списке» большинство фамилий были еврейские. Среди членов Комиссии встречались зоологические антисемиты вроде Маккарти и Никсона, но ей было не с руки афишировать свой антисемитизм. Кон как бы служил прикрытием. Юнец был будто создан для этой роли. Родившись в Бруклине, он всячески отмежевывался от евреев. Почему? Загадка!

Я наконец сообразил, отчего вдруг удостоился приглашения на закрытое слушание. Вдобавок к еврею-прокурору требовался хотя бы один журналист-еврей. То есть щелкопер вроде меня. Если я и подписываюсь Аллен Г. Кёнигсман, то в этом Г. предполагается сокращение от Гершом. Подобный тип и должен был засвидетельствовать, что в этой женщине все фальшивое от и до. Что она фальшивая американка, притом настоящая коммунистка, настоящая шпионка и вдобавок ко всему изображала из себя жидовку. Для этой банды из КРАД было ясно, как дважды два: если ты коммунист, то должен быть евреем, если ты еврей, то должен быть коммунистом. Одно предполагает другое, и точка! Чему эта женщина служила лучшим доказательством.