Поэтому мне так и противится.

Но и со мной же была! Я чувствовал ее отзывчивость! Она ведь не из тех, кто с любым мужиком раскрывается, ну другая она!

Какое-то время я просто сижу, не сводя с нее глаз. А потом, отбрасывая в сторону все сомнения, выпрыгиваю наружу и обхожу машину.

Ладони упираются в стекла – и плевать, что отпечатки останутся. Марина в кольце моих рук, не противится, не вырывается. Ее ресницы поспешно опускаются на щеки. Взглядом она буравит мою грудь, на меня смотреть не хочет. И пусть. Пусть лучше не поднимает на меня равнодушный взор. Сейчас мне так морально легче: зверею, когда представляю, что ее так сокровенно касался кто-то другой. Не я.

– Любила его отца? – сам загоняю себе кол в сердце.

– Любила, – тихо подтверждает она.

Это разрыв аорты. Это будто неуправляемая волна вероломно накрывает с головой и утаскивает в море, отнимая последние крупицы кислорода.

– Ясно, – выдыхаю без чувств. – Ну садись.

Киваю на машину.

– Куда? – вздрагивая, она наконец-то твердо смотрит на меня, взглядом требует ответа.

– Ну ты ж сказала, сына забрать надо. Поехали забирать.

Кусает губы, забывая, какой эффект это на меня оказывает. Но я и вида не подаю, как сильно она меня ударила. Наотмашь.

Эта женщина для меня была чем-то нереальным. Я думал, таких не существует. Я не знал, что можно настолько привязаться к кому-то.

Я ее из рук выпускать не хочу до сих пор: мне Марину трогать необходимо каждую секунду! Чувствовать! Смотреть! Знать, что рядом.

А ей с другим хорошо было. Головой понимаю, что иное невозможно. Что она была с кем-то, но сердце слепо верит, что его все еще трепетно сжимают заботливыми ладонями.

Ей что-то хочется еще добавить, но она не решается. Я цепляю гребаную ручку и распахиваю дверь. На этот раз Марина садится безропотно. Молчит. На меня больше не смотрит.

Называет адрес детского центра неподалеку от ее дома.

Киваю молча, что принял.

Едем не так быстро, уже и пробки собрали. Марина нервничает.

– Их скоро отпустят.

– Я лично ускориться не могу никак.

Хоть и пытаюсь!

Ответ она проглатывает, с беспокойством косится на часы.

Звонит администратору, предупреждает, что задерживается.

Наверное, проклинает, что вообще связалась со мной: вечно от меня одни проблемы.

На метро она бы уже приехала.

Звонит ее телефон, она принимает вызов.

– Сынок, я не успеваю, прости, пожалуйста! – слушает ответ, расстраивается еще больше. – Да, бабушка предупредила меня, мы договорились, но здесь пробки неожиданные, я еду. Мне еще… – вопросительно смотрит на меня, я проговариваю ориентировочные пятнадцать минут, – минут пятнадцать. Подождешь? Спасибо. Ты, если хочешь, можешь пока в буфет зайти, что-нибудь взять. Телефон передашь продавцу, я с ним поговорю и заплачу, как приеду.

Ребенок так и делает, вот только когда Марина общается с продавцом, тот, кажись, встает в позу.

– Дай-ка мне.

Прикладываю ее смартфон к уху.

– Алло. Вечер добрый.

– Здравствуйте, – отвечает мне мужской голос. – Я все понимаю, но это запрещено. Меня оштрафуют.

– Я возмещу, не проблема. Встали в пробку, кто ж мог угадать, что так задержимся.

Прошу войти в положение, получаю встречный вопрос, нет ли у малого аллергии на какие-то продукты. А я-то откуда знаю! Марину спрашиваю, она активно машет головой. И продавец, наконец, соглашается.

– Спасибо, – Марина сдержанно меня благодарит.

На место прибываем, как я и сказал, через пятнадцать минут ровно.

Когда проходим в буфет, к Марине с улыбкой бросается уже подросший мальчуган.

Офигеть. Мне даже и в голову не пришло, что он уже такой большой. Я, конечно, по детям вообще не спец, но ему уже лет семь, наверное.