Лайю отвязали от дерева, оставив связанными за спиной только кисти, и помогли подняться. Веревка, вскоре опутавшая ноги, позволяла сделать шаг, но не позволяла сорваться на бег. На шею накинули петлю, край веревки держал один из эльфов. Рядом поставили Чонсока и Кларис. И каждого держал на таком поводке свой эльф. Впереди шел главарь, затем эльфы, которые вели и подгоняли пленных, а за ними ещё четверо воинов.

Сапоги ей так и не вернули, идти босыми ногами по земле было больно и холодно. Как только Лайя спотыкалась или замедлялась, то её дергали за веревку и, чтобы не быть задушенной, ей приходилось ускоряться и продолжать идти несмотря на боль и порезы в ногах. Впрочем, куртку ей тоже не вернули. Вначале тело сильно тряслось, пытаясь справиться с холодом, а потом… а потом сил замечать это уже не было.

Несколько раз она пробовала заговорить с Чоном, но как только эльфы слышали их речь, то сильно дергали за веревку, и петля на шее затягивалась. Поэтому всё, что Лайя могла, это идти как можно ближе к нему. Плечо Чона, иногда соприкасаясь в движении с её, дарило поддержку, а взгляд согревал и успокаивал.

Когда очередная острая ветка проткнула ступню, Лайя до крови закусила губу, содрогаясь от боли и сдерживая крик. Возглас станет поводом для очередного удушения – лучше перетерпеть. Но шумный выдох всё-таки не сдержала, поэтому невольно сжалась, ожидая ответной реакции её сопровождающего. Эльфы, о чем-то тихо переговариваясь, не заметили заминки – Лайя часто заморгала, прогоняя остатки проступивших от боли слез, и чуть расслабилась, бросая взгляд на Чона. Он безмолвно зашептал, по его губам она прочла:

– Мне так жаль, чхаэри…

Она поспешила отвернуться: не хватало ещё растерять свою решимость и поддаться слабости.

Начинало темнеть, а они всё продолжали идти, и только когда в лесу начал раздаваться гул, свернули с тропы в сторону. Лайя увидела небольшую каменную хижину, окна которой были заколочены разной ширины досками и короткими ветками. Внутри не было никакой мебели, в углу только стояла небольшая, ростом с полвысоты человека, металлическая клетка, куда её и Чонсока затолкали и закрыли на ключ. Кларис, как самую благонадежную и послушную, просто оставили связанной в углу. Эльфы заперли за собой дверь хижины и тут же улеглись спать, оставив одного дежурного.

Места в клетке было мало, вытянуть ноги или сесть нормально было невозможно. Лайя устало положила голову Чонсоку на плечо, прижимаясь своим боком к его, чтобы согреться. Связанные за спиной руки выламывало от неудобной позы, но отдых, который получили наконец-то ноги после дня пути босиком, перекрывал это чувство. Чонсок прижался щекой к её голове. Несмотря на чудовищный день, им обоим не спалось: очень нужно было поговорить. Когда эльфы затихли, а их дежурный тоже задремал, Чонсок потерся щекой о рыжую макушку. Лайя подняла голову. Он наклонился и, поднеся губы к самому её уху, едва слышно прошептал:

– Когда вернется твоя магия?

Он тут же повернул голову в бок, чуть склоняясь в сторону девушки. Лайя прошептала, дотягиваясь до его уха:

– Когда рана заживет или когда я перечеркну символ кинжалом. Но нам в любом случае нужно попасть к ним в клан, там будут другие пленные. Поэтому пока придется идти и слушаться, не думаю, что стоит пробовать бежать. Да и искать укрытия на ночь самостоятельно – не самая лучшая идея.

– Как же хорошо, – едва слышно прошептал Чонсок.

Из-за мрака Лайя почти не видела его, но представила, как при этих словах он с блаженной улыбкой прикрыл глаза. А вот что именно хорошо, из того, что она сказала, так и не поняла.