И лучше отвезти их к свекрам. У них все-таки закрытый город. И не пойми кто туда просто не сунется.

«Коляныч, любимый, во что ты влип?» – подхватившись с места, хожу из угла в угол. Пытаюсь вспомнить, что там муж рассказывал мне о своих делах. Мало что говорил. Какие-то обрывки. Вышли на чей-то след. Собрали материал. Представили руководству. А дальше?

Не знаю я! Никаких подробностей не знаю. Слишком серьезная у мужа работа. А вот сегодня сорвался он. На Борика наехал из-за Павлина. Значит, опасается.

«Господи, дай сил продержаться!» – молю я и свято верю в своего мужа. Ворвется, спасет. Иначе просто быть не может.

«Коля, пожалуйста!» – прошу его и внезапно задумываюсь о главном. Интересно, он уже знает?

И тут же обрываю себя. А кто бы ему сообщил? Маня, что ли? Или Беляш?

«Вы тоже поплатитесь, козлики», – прижимаюсь спиной к холодной стене. – С вас мой муж и начнет. Все явки и пароли сдадите, как миленькие».

И осекаюсь на полуслове. Стоп. А Мустафа с Саидом тут каким боком? Как Беляшу удалось их уговорить? Или заказчик вышел прямо на топов Диндара?

Мысли путаются. Не могу думать связно. Чем меня опоили? Какой дрянью? Но слава Богу, не афродизиаком!

Вернувшись на лежанку, перетряхиваю и перестилаю постель. Принюхиваюсь к каждой тряпке. Вроде все чистое. И на том спасибо.

Снова укутываюсь с головой и раскрываюсь через минуту. Нечем дышать. В комнате жарко и душно. Воды бы попить. Но и воды тут нет. Ничего. Только ведро в углу. Ясно, для каких целей. Облизываю языком сухие губы, сглатываю с трудом. И снова прошу мужа.

«Коль, я выдержу. Только ты приходи поскорее», – умоляю сквозь слезы. И вздрагиваю, когда с лязгом открывается дверь. Подскакиваю на месте. Щурюсь, стараясь разглядеть вошедшего.

И отворачиваюсь, стараясь сдержать тяжелый вздох.

Толстая тетка в черном. Одна из моих тюремщиц. Та самая, что била меня по щекам сегодня днем.

«Точно сегодня? – пытаюсь понять, сколько прошло времени. И не могу. Как долго я лежала в отключке, кто-нибудь знает?»

Женщина презрительно косится на меня. Ставит на пол плошку с едой, как для собаки. А рядом – небольшой кувшин воды. Накрывает его сверху лепешкой.

«Вот и все, Зорина, что тебе положено!» – думаю горько. И решаю не есть. Потерплю. Коля скоро меня спасет. Разве может быть иначе?

Но запах вареного мяса забивается в нос, раздражая рецепторы ароматом. Тотчас же как сумасшедшая начинает вырабатываться слюна, а живот сводит от голода.

Сколько времени я не ела? И сколько времени я в плену?

Но кто бы ответил… Точно не я.

Тихо тянусь к еде. И снова принюхиваюсь. В мерцающем красном свете пытаюсь разглядеть содержимое миски. Похлебка с чечевицей и мясом. Потом осторожно пробую воду. Вроде без примесей. Делаю пару глотков и отставляю кувшин в сторону.

Коля в походах запрещал много пить. Вот и я сейчас в походе. В принудительном.

«Приди за мной!» – в который раз прошу мужа.

Пробую похлебку. И только сейчас понимаю, как проголодалась. Обычно я мало ем. Значит, сутки или больше прошло.

Если кормят, то хотят сохранить жизнь. А вот про рассудок не знаю.

Съедаю суп с хлебом. Запиваю водой. И ложусь спать. Закрыв глаза, пытаюсь думать о хорошем. Только так можно выдержать эту пытку.

Но снова и снова думаю о детях, сходя с ума от беспокойства.

«Погоди! – останавливаю нарастающую панику. – С ними все в порядке!» – убеждаю себя.

Ира ходит в отличный детский сад, для детей прокуроров и судей. Там охрана. Никто не зайдет. А Боря сегодня с отцом. А тот знает, что делать.

«Мать свою, наверное, вызовет. Или к моей сестре отвезет. В любом случае дети присмотрены, сыты и одеты. Они в Москве, и с ними все в порядке, – успокаиваю саму себя. – Не нагнетай, Нина! Думай о хорошем», – приказываю мысленно.