В восемнадцать Змея перевели уже во взрослую колонию, вернулся в родные края, в Забайкалье, остаток срока отбывал до звонка на зоне, где начальствовал Дубцов. Кум относился ко всем ровно, конфликтов с заключенными не имел, но его всё равно недолюбливали. Уж больно суровым он был мужиком, спуску не давал никому, на лесоповал гнал всех, невзирая ни на болезнь, ни на статусы.

Лично с ним тогда Лёха не сталкивался, но наслышан был о нраве начальника колонии. После освобождения узнал, что Лили больше нет. Ребенка она его носила, всё ждала, когда он выйдет, писать не решалась, нашептала подружка, мол, зачем она Лёхе, забыл он о ней давно. Умерла родами вместе с малышом, осложнения были серьезные.

В тот год появилась на Лёхином плече знаменательная татуировка — плачущий ангел. Как напоминание о том, что не уберёг самых близких людей. Не был рядом. Позволил смерти забрать их…

***

— Где моя дочь?

Данилыч не подал виду, как его разозлило бурное, словно ураган, вторжение в дом троих мужчин в форме. Сашка, участковый, во дворе появился последним, держа на поводке огромную овчарку — этого красавца привлекали к поискам беглых преступников всякий раз, когда возникала в том нужда. Собак Илья любил, пожалуй, даже больше, чем людей. Хвостатые куда преданнее, и не столь коварные, чем двуногие.

И вот сейчас в голове так и вертелось услышанное где-то «нет, кто вам сказал, что я не люблю людей? Я просто не люблю, когда они дышат… Или говорят… Или шевелятся.»

— И вам доброго здравия. — чуть улыбнулся старик, пытливо взглянув на человека с морщинистым лицом, одетого в камуфляж. — простите за грубость, но Вашу дочь искать следует точно не здесь.

Дубцов шагнул к дерзкому седовласому хозяину усадьбы, в глазах его читалось обещание скорой расправы. Но Данилыч не дрогнул, и не таких субъектов повидал за свой век. Бывало, в чеченских горах встречались настоящие звери в людском обличье, те заживо резали русских солдат, кожу с них сдирали, на ремни рвали, так что полковника он не боялся.

Вот он, стало быть, каков, Дусин отец. Суров мужик, сразу чувствуется, нелегко приходилось девчонке. И теперь еще понятнее становилось желание её сбежать. Стойкая неприязнь сразу охватила Илью, по отношению к Дубцову, ну, хоть убей, не мог он побороть её.

— А где же она? Где её искать, если не здесь?! — гаркнул зычно полковник, схватив деда за воротник рубашки.

— Руки-то убери, чай, не при НКВД живём, чтобы на мирных граждан кидаться, как пёс цепной. — невозмутимо осадил Данилыч, и дернулся из хватки. — к тому веду, что здесь ты дочь не найдёшь, мил человек, так как не ведомо мне, кто она. Отродясь тут женщин не было, только мы с Дозором кукуем одинешеньки. А чего случилось-то, расскажите.

На лице Ивана заиграли желваки. Но сумел сдержать гнев, негоже давать волю чувствам, вон, молодые ребята из полиции, что с ним приехали, рядом, а он свирепеет, вместо того, чтобы прижать старого хитрого паршивца.

— Зубы мне не заговаривай. — на тон ниже произнес Иван Сергеевич, пихнув старика в плечо. — с твоего телефона звонили мне. Откуда номер мой знаешь?

Данилыч усмехнулся, мысленно чертыхнувшись. Забыл он, что Дуся сотовый просила, отцу позвонить. Да знай он тогда, какая котовасия заварилась, и что девчонка в заложницах была у мальчишек, разве сделал бы такую глупость, дал бы ей телефон? Он развел руками, прикинувшись простачком.

— А-а, так это девчушка ж просила, свой-то где-то посеяла, говорит, заблудилась она, мол, к подруге ехала, да не на той остановке сошла. Через лес ко мне и вышла. Ну, а что мне, три рубля жалко, дал ей сотовый. Получается, это и была дочка твоя?