– Вот это задница!

Мои лицо и уши вспыхивают огнем, а ноги подкашиваются. Я приземляюсь голой попой на лавочку, испуганно поднимая глаза. Я здесь больше не одна. На меня направлены две пары глаз, а через секунду сюда заваливаются еще двое. Теперь здесь четверо парней, бедра которых обернуты полотенцем.

В одном из последних вышедших в раздевалку я узнаю Горина. Он, так же как и остальные, застывает в дверях душевой, изумленно таращась на меня. Но тот, кто вошел первым, уже лыбится шире всех. Он слегка склоняет голову, облизывая губы:

– Пацаны, а кто из вас девочку заказывал?

Три…

Мои пальцы впиваются в мягкую махру. Я прижимаю к себе скомканное полотенце, но прикрыть получается лишь грудь и верхнюю часть бедер. Мои плечи, ноги, спина и все, что ниже, еще обнажены. Мне бы обернуть всю себя полотенцем, но любое мое движение чревато полным стриптизом.

Я просто прирастаю голой попой к скамейке, пока на меня направлены четыре пары мужских глаз. Ни дышать, ни сглотнуть противный спазм в горле не получается. Каждый миллиметр моей кожи, выставленный напоказ этим парням, сгорает от стыда.

– Ну и как ты здесь оказалась, птичка? – ухмыляется тот, кто первым вошел в раздевалку.

Этот брюнет, худощаво-мерзкий экземпляр, в прямом смысле лапает меня взглядом, пока я дышу через раз.

– Чик-чирик, птичка, что молчишь? – Мне адресуется еще один вопрос вместе с противными смешками стоящих позади него.

Это двое совершенно незнакомых мне парней и все тот же Горин. Они переглядываются, медленно расходясь к своим шкафчикам. Я делаю над собой усилие, прежде чем издать хоть какой-то членораздельный звук.

– Мои вещи сюда закинули, – тихо произношу я.

– Во девчонки развлекаются, – тут же ржет на всю раздевалку брюнет, запрокинув голову. – Мне такие приколы по душе. Почаще бы.

– Можно я уйду? – Мое бормотание сливается с его смехом.

– Иди, тебя никто не держит, – раздается глухой голос откуда-то из-за дверцы шкафчика позади худощавого брюнета.

И это Горин. Кажется, именно он открывал этот шкаф, пока его друг радовался, что меня запихнули сюда.

– Я… – говорю сипло, – мне… Отвернитесь. Но взгляд брюнета лишь веселеет.

– Зачем? – хмыкает он, а руками тянется к краю своего полотенца, намотанного вокруг бедер. Один резкий взмах, и белая тряпка уже у его ног. – Я не стесняюсь, – гордо заявляет он и в прямом смысле трясет своим голым хозяйством.

Боже. Хватает секунды, чтобы увидеть чужой болтающийся член, чтобы лишиться воздуха в легких и сгореть от омерзения до кончиков ушей. Я зажмуриваюсь до кругов перед глазами, стискивая в пальцах край своего полотенца.

– А стоило бы, – слышу сиплый голос Тимура.

– Че? – возмущается придурок без полотенца. – Восемнадцать сантиметров в бою. Работоспособность поршня.

– А, так вот зачем тебе линейка в бардачке, – поддакивает кто-то еще из пацанов.

И по раздевалке снова проносится мужской гогот. Мне нехорошо. По шее сползают холодные капли пота.

– Отвернитесь все, пожалуйста, – уже просто молю на грани истерики. Сердце долбит до боли в ребрах. – Мне нужно завернуться в полотенце.

– Так я помогу. – Кажется, это произносит тот ненормальный, который только что тряс своим детородным органом. Я чувствую движение совсем рядом с собой.

– Не трогай меня, – взвизгиваю я. Дергаюсь, словно по мне ток пустили, а мои руки прижимают полотенце с такой силой, что кожа под ним горит.

Раздевалку опять заполняет грубое ржание. Парням откровенно весело. А мне глаза поднять страшно. Открываю их и смотрю только в трещину на белой плитке. Она готова расплыться от подступающих горючих слез. Меня до тошноты окутывает стыд. Но боковым зрением я вылавливаю то, что тушит в моей голове этот пошлый гогот. И я уже не гипнотизирую разбитую плитку в мужской раздевалке.