– Не смотри туда. Не надо… Кошмары сниться будут…

Они и так будут мне сниться.

– Кто? – спросила беззвучно.

– Мальчик…

Мальчик. Мой нерождённый сынок. Прости меня.

***

До меня доносится шёпот соседок по палате.

– Тише вы! Новенькую разбудите. Она и так всю ночь проплакала.

– С ребёночком что?

– Потеряла…

– Бедняжка…

– И не говори. Я слышала, Зоя Ивановна её успокаивала.

– У нашей Зои Ивановны сердце золотое. Сколько она нас, горемычных, через себя пропустила…

Я так и не смогла уснуть. Наверное, можно было попросить поставить снотворное, чтобы забыться, а не разрывать ужасной реальностью себе сердце и душу. Но я просто не могла заставить себя встать.

Не хочу шевелиться, никого видеть, и ни с кем разговаривать. Лежу, свернувшись клубочком, делая вид, что сплю.

Девочки переговариваются между собой вполголоса, рассказывают о своих планах, своих семьях, о тех, кто их ждёт дома. Как их домашние справляются без них. От их разговоров веет теплом, уютом, тихим счастьем. Моя же семья оказалась сплошной иллюзией, воздушным замком, миражом. И сейчас я как никогда остро чувствую не просто своё одиночество, а тупую отчаянную безнадёжность.

Я наивно считала, что как только у нас появится малыш, то семья станет полной, завершённой. Но оказалось, что завершать нечего. А ведь я ничего бы так и не узнала, не попросись выписаться домой раньше.

От одной только мысли, что Славик просто вернулся бы и как ни в чём не бывало продолжил жить, меня сжигает адская злость.

«Он же ведь не налево пошёл».

Как за солью, чтоб его, вышел!

Сжимаю кулаки и, как бы я не сдерживала себя, тихо скулю, уткнувшись лицом в подушку.

Видимо, наступает долгожданное забытьё, потому что я не сразу понимаю, когда меня спрашивают:

– Аличева это ты?

– Да, – шепчу пересохшими губами и пытаюсь сфокусироваться на молодой женщине, подошедшей к моей кровати. Мой взгляд невольно опускается на её выпирающий живот. Снова жжёт глаза и застилает пелена из непролитых слёз.

– Тебе на пост сказали подойти… Сможешь? – Доносится до меня словно издалека.

– Д-да.

Сажусь на кровати и опускаю босые ноги на холодный пол. На мне короткая больничная сорочка, едва прикрывающая колени.

– Вот тапочки. – Несмотря на свой живот, беременная наклоняется, подавая мне тапки.

– Не нагибайтесь! Вам же нельзя! Я сама.

– Ой, что там нельзя? Наоборот надо двигаться. – Она упирается руками в поясницу.

– Я даже ходить долго не могла… – Шепчу еле слышно.

– Прости. Мне очень жаль…

Не могу ничего ответить, губы дрожат, и я просто отворачиваюсь, спеша на выход.

Жаль. Чужому человеку меня жаль, а мужу, с которым мы прожили вместе десять лет, ни черта не жаль!

Сволочь! Мерзавец и подлец! Как же я его сейчас ненавижу.

Выхожу из палаты и хватаюсь за стенку, чтобы успокоиться и унять тупую боль в груди.

– Чего ж её с нами положили-то? – Доносится через открытую дверь. – Это ж каково ей сейчас смотреть на наши животы…

– Так второе отделение переполнено. Вот и положили, где место было.

– Да не могли так! Явно что-то напутали. Как всегда.

Отлепляюсь от стены и бреду к медицинскому посту.

– Аличева, – называю фамилию. – Мне сказали подойти.

– Да. Вам принесли вещи. – Протягивает мне пакет и листочек. – И вот направление на ЭКГ.

– Зачем?

Молодая девушка в медицинской курточке поднимает на меня красноречивый взгляд.

– Назначение лечащего врача, – объясняет недовольно.

– Спасибо.

Кручу в руках направление и поднимаю взгляд на висящие на стене круглые часы. По времени уже можно.

– А где этот кабинет? – уточняю сразу.

– Спуститесь на лифте на второй этаж, там будет указатель.