Я же открываю рот, чтобы завернуть нахалу долгий посыл, но быстро спохватываюсь.

Все-таки сегодня я не Светлана Клингер, и даже не Сапфира. Кто-то принципиально иной, кто не будет грубить просто так незнакомцам. На вечеринках Уэйна не нужно сопровождать “Нет” грубой отповедью, чтобы тебя услышали.

А тут еще на моих глазах парочка девушек в кружевных корсетах хихикая протискиваются мимо моего случайного потерпевшего и ныряют за темную бархатную занавесь, из-за которой интригующе светят уже алые лампы.

— Нет, амиго, как раз нашла дорогу! — улыбаюсь и сама проскальзываю туда, за эту самую занавесь.

В конце концов, мне некогда особо тут болтать с первыми встречными.

Мне нужно найти, за что меня сегодня накажут! А это, между прочим, не так-то и просто.

Мне кажется — я попала в затопленную алым светом картинную галерею. Вот только тут рисуют не кистью на холсте, а грубым джутом на голой коже. Шибари, шибари, шибари…

Кажется, здесь собрались все его московские ценители.

Вот девочка парит в воздухе как запутавшаяся в рыбачьей сети русалка. И мастер её капает воском на голое её бедро. Уже наготове лед. Кто-то уже знает, зачем сюда пришел. А я… Я просто смотрю.

Иногда позволяю себе протянуть руку и провести по атласу светлой кожи, по уязвимым шейкам, по подставленным для ласки коленкам…

Боже, какие же они изощренные, сложные, завораживающие — паутины местных мастеров…

Не сразу замечаю, что за мной следят — слишком уж захватывает меня распахнувшееся перед моими глазами зрелище. Только в какой-то момент краем глаза замечаю движение рядом. Разворачиваюсь резко и почти утыкаюсь носом в голую грудь вставшего ко мне вплотную мужчины.

Медведь.

Все тот же!

Быть может….

Да нет, нет…

Я знаю тело Алекса досконально, я способна его размер показать одними пальцами, и точно вижу, что этот мальчик — моложе, выше, и проигрывает Ему даже в развороте плеч.

А раз не Он — можно и не церемониться с нахалом.

— Хочешь наняться хвостиком, медвежонок? — я изгибаю губы, скрещивая руки на груди. — Так хвостики ходят на четвереньках. Ты провалил свою явку. Можешь идти погулять.

Слышу в густом беззвучном жарком воздухе этого зала короткий смешок.

— Киса, ты всегда такая зубастая или только когда не на поводке?

Как мило. Этот нахаленок еще и остроумным себя считает!

— А у тебя настолько плохо с перспективами, что ты решил подцепить на оргии девочку, которая у самого входа попалась? Может, походишь еще поищешь? А то в первый раз ты как-то промахнулся с выбором, медвежонок.

Вздрагиваю, когда моего плеча касаются длинные ловкие пальцы.

Вздрагиваю, встречаю ехидный взгляд, воинственно выдвигаю вперед челюсть.

Отступать мы не умеем, зато шлем нахрен и глазами, и прочей невербаликой.

— Это ты промахнулась, киса, — лениво тянет он, склоняя голову набок, — в этих залах не ищут секса. И я здесь его не ищу.

— А что же ищешь? — спрашиваю иронично, а его пальцы самым наглым образом берут меня за подбородок.

— Холст, — он произносит задумчиво, будто в уме накидывая какой-то набросок.

В зале шибари это сложно понимать как-то двояко. Он предлагает мне связывание.

— Умеешь так же? — уточняю, указывая взглядом на одну из связанных моделей.

— Нет, киса, — снова сверкает мне в лицо белоснежная улыбка, — я умею гораздо лучше.

Бож ты мой, какое самомнение… Наверное, именно на нем во всем мире горизонт и держится.

— Ну что, рискнешь? — тоном искусителя тянет мой собеседник. — Или это для тебя слишком, кисонька?

Я смеюсь. Боже, он что, и вправду так со всеми себя ведет? И сколько, интересно, на это дело западает дурочек?