Я специально задерживаюсь у стола так, чтобы дать ему секундную возможность опустить лапы мне на бедра и сжать их, даже не останавливая – вдавливая меня в воздух на этом месте.

Раз, два, три – и меня уже уложили животом на столешницу.

Четыре, пять – платье оказывается задрано до талии, обнажая меня для самых обожаемых мной глаз.

— Нет, конечно, не все, — фыркает Алекс, предвкушающе проходясь по изгибам моих ягодиц широкой своей ладонью. А я – выгибаюсь к нему сильнее, без лишних слов умоляя не останавливаться.

Он отвечает, откликается на мольбу моего тела так же молниеносно, как если бы услышал мои мысли в своей голове. Его пальцы ныряют под тонкие лямочки стринг и находят у меня точку кипучей пустоты, нуждающуюся в заполнении. Проскальзывают внутрь. Неглубоко. Козырь хочет меня надраконить.

— Ох-х…

Меня выгибает, корежит, бесконечно ломает.

И не потому, что слишком долго была без него, хотя десять дней в общей сумме — действительно гребаная вечность. А потому что… Хотеть его на сто процентов души оказывается очень сильной эмоцией.

Пальцы его во мне, движутся быстро и резко, вышибая дух, делая из меня не стерву, а течную озабоченную сучку. Которая скулит, стонет, нетерпеливо елозит задницей, в немой мольбе пытаясь доставить себе больше удовольствия.

— Стой смирно, — его ладонь со звучным, смачным шлепком стыкуется с моим бедром.

Ох-х, какие сильные у него руки. Мелкие красные точечки, вызванные болью, начинают изящно кружиться под моими зажмуренными веками. Хорошо. Но хочется иного.

— Ты обещал ремнем, — выдыхаю, сжимая пальцы на краю стола, упираясь ладонями, — пять горячих. Я их выиграла.

Думала – будет отрицать. Подкалывать, спорить, что это мне показалось, что я выиграла.

Но за моей спиной просто позвякивает вкусно пряжка расстегнутого ремня.

Он им щелкает над моей головой. Пугает и дразнит. Боже, да был бы смысл! Я звеню струной от напряжения и жажды.

Нет.

Все же есть еще полпроцента меня, что не задыхаются от нетерпения. Он это видит, ощущает, и в согласии со своей натурой – выжимает их из меня, грубо накручивая высокий мой хвост на собственную руку.

— Будешь считать, — требует жарко в самое ухо, — вслух. С удовольствием.

— Да, Господин, — лепечут сухие мои губы, — все для тебя сделаю.

Да!

Первый удар я получаю тут же. Жгучий, сильный, вышибивший из моей груди чистый, концентрированный крик.

Господи, как же много накопилось внутри меня этого напряжения. Кажется – лопнул какой-то нарыв на душе, лопнул, выпустил из себя мучившую меня тоску, стало проще дышать.

— Раз…

Еще виток моего хвоста накручивается на мужской кулак. Еще болезненнее он оттягивает мою голову назад.

— Два!

От второго удара мелкие точки под моими веками замирают и вздрагивают, разбухая до небольших кругов.

— Три.

Полосы ремня ложатся на мою кожу не симметрично. И я понятия не имею, на какую сторону задницы упадет следующая. Это хорошо. Очень хорошо. Если бы я могла его предсказать – я бы…

— Четыре.

Он перебивает мои мысли, запрещая мне их. И вот, я уже не помню, о чем думала всего минуту назад, потому что любуюсь набухшими алыми бутонами, что выросли под моими веками из тех мелких точек.

Еще один раз. Еще раз и они лопнут!

И…

— Пять!

Идеальный расчет.

Алые цветы, что распустились для меня – красивее всего, что я видела раньше. И вкус их – он в моей груди, жгучий, жаркий, винный…

С ума сойти! Неужто так бывает!

Выходит что да!

Иначе можно разве объяснить, что я лежу сейчас на столе – разделанная, покоренная, с расписанной жестокой рукой моего победителя пятой точкой.