— Я подал на развод, Птица, — безмятежно и без малейшей дрожи откликается Алекс. Сам удивился, насколько легче стало дышать после этого решения, — моей будешь ты.

— Только я?

— Только ты!

Он уже набросал в уме схематичную кару за эту её мнительность, за желание переспросить.

Поставить её в коленно-локтевую, положить перед ней заверенное заявление из ЗАГСа, заставить читать вслух. А самому драть её и не обязательно туда, куда это природой делать полагается. А туда, где ощущения острей. В конце концов, классики у них за эти недели было под завязочку, а он обещал, что задница её будет расплачиваться за это нарушение правил. Расплачиваться можно по-разному.

— Я вам не мешаю?

Чужой, до чертиков разочарованный мужской голос, звучащий справа – как диссонирующая симфония. Она приводит в себя Сапфиру, которая никак не найдется со словами – где бы это записать. Она снова возвращает Алекса в исходное чрезвычайно яростное расположение духа.

Он здесь не зря.

Он здесь, потому что эта дрянь нарушила прямой запрет.

И абсолютно похер, что она уверена в своем на это праве. Не было у неё на это права.

Но правила совместной жизни они еще обсудят потом.

А сейчас нужно выставить наглого раба, и поскорее. Уж больно сильно он раздражает. Хотя бы даже тем, что в уме своем он крутит картинки именно с Сапфирой. С его, Алекса, Летучей.

— Ты намерена продолжать? – раб смотрит на девушку сверху вниз.

Она молчит и слегка приподнимает бровь. Верно.

Вопрос задан неправильно.

И даже обсуждая вопросы сессии в этой комнате сопляк всего лишь Нижний, пришедший для того, чтобы ощутить контрастный вкус презрения, боли, унижения. И он должен выбирать тон.

— Мы продолжим, Госпожа? — исправляется щегол, все-таки включаясь в нужный режим. Судя по темным его глазам — он очень хочет, чтобы ответ не был отрицательным.

Сапфира молчит, будто бы раздумывает, а на деле — кончики пальцев бывшей сломанной руки мелко подрагивают, словно она перебирает в них мысль, как невидимую нить.

Можно! Вот сейчас очень удобный случай. Алекс ощущает это интуитивно, и по старой привычке действует согласно наитию.

Шагает вперед, вставая за спиной Летучей широкой тяжелой тенью.

— Молчи, — шепчет в самое ушко, и алые губы, разомкнувшиеся для ответа, сжимаются вновь.

Вот сейчас, именно сейчас он и начал осознавать, почему именно она. Потому что если она сдастся и уступит, идеальнее неё покорной и не найти будет.

Именно поэтому – нужно продолжать. Решить её конфликт и сломать её окончательно.

— Она не будет продолжать, — Алекс проговаривает это, вставая высокой и широкой тенью за спиной Летучей, — я ей запретил.

— Но… — парень вскидывается возмущенно. Понятное дело, что он контрактник, он заплатил за этот вечер деньги и хочет получить свое.

— Но, — Алекс дергает крылом носа, и Нижний затыкается, — в порядке исключения, с тобой могу продолжить я.

Воздухом давится мальчишка на полу, воздухом давится Летучая.

— В-вы? – парень окидывает Алекса вдумчивым взглядом.

— Да, я предпочитаю девочек, конечно же, — а Козырь переводит взгляд на висок Летучей и ведет им вниз, по ровным скулам, по послушно сомкнутым губам, по голой шее, — но в этой ситуации, я лучше выберу жертву покрепче. Уж больно долог был мой перерыв. Да и нельзя мне девочек. Да, птица?

Она улыбается, сдержанно, ядовито, опускает подбородок в подтверждающем кивке. Алекс же как голодный хищник тянется ближе к её коже, втягивает жадно запах.

— Ты сдашься сегодня, Летучая, — шепчет для неё, уже почти ощущая вкус победы на языке. А она – задиристо вздергивает подбородок: «Еще посмотрим», но молчит, покорно молчит.