— Светлана Клингер, журнал “Estilo”, колонка светской хроники, — весело тараторю я, просто из выработанной за год практики в одной небольшой, но очень приличной газете, привычки в любой непонятной ситуации задавать вопросы, — Кристина, уверена, вас уже много раз об этом спрашивали, но все же гляжу на вас с супругом и не могу удержаться от вопроса. В чем, по-вашему, секрет успешного брака?

— Терпение, взаимоуважение, извечные ценности, — Кристина любовно косится на мужа, складывает свои губы в нежнейшую из улыбок, — эти три кита являются основой нашего брака.

Она меня узнала. Улыбается мне как старой знакомой. Видимо я ей нравлюсь как блоггер. Надо же! Наверное, это все-таки даже льстит мне. Ну, должно. Саратовской выскочке, которая в Москву приехала в джинсах и пластиковых сланцах — определенно должно льстить внимание самой Кристины Козырь.

Эй! Кто-нибудь, приглушите мою хихикалку хотя бы подушкой. Она слишком палевно ржет!

Вообще-то я должна еще и совестью угрызаться, а не вот это вот все.

— Журнал “Modenni”, Кристина, расскажите, как вы отпраздновали серебряную свадьбу? — подает голос какой-то другой журналист, и жена Козыря переключается с меня на него.

Серебряная свадьба. Надо же! Меня еще даже в проекте не было, а они уже были женаты.

Я чиркаю взглядом по плечам Козыря. Улыбаюсь сладко, ощущая, как его кровь проступает на моих губах.

Он сам смотрит на меня безотрывно с самого момента, как заметил. Ну или может мне кажется, может быть, я сама себе надумала это ощущение жгучего взгляда на моей коже. Я вообще та еще королева, на меня все в этом мире смотрят. Даже если нет!

Касаюсь пальцами своей щеки. От одной щеки к другой с вдумчивым крюком по подбородку. Со стороны должно казаться, что я проверяю, нормально ли размазался мой тональник. На самом деле, сверкаю в глаза одному быку блестящим стеклышком его подарка.

А потом расстегиваю часики и уже выходя из зала оставляю их на первой попавшейся горизонтальной поверхности.

Все что нужно, я сделала. Сделала себе больно, употребила антидот к поселившемуся в моей крови яду. Все остальное — совершенно неважно. И если местная охрана заметит мои “нарушения” пропускного режима — я уже не расстроюсь.

Осталось найти…

Я налетаю на Козыря так внезапно, будто он вырастает прямо у меня под ногами. Темный, широкоплечий, мощный — он достаточно впечатляет, чтобы на секунду замереть перед ним, как олень в свете фар. А потом усмехнуться, широко и непринужденно.

— Александр Эдуардович, мое почтение. Где потеряли вашу дражайшую супругу в этот прекрасный вечер?

Когда на моем запястье стискиваются клещи его пальцев — с трудом не охаю. Боль — настоящая, невыдуманная, осмысленная…

Мне как будто дали сделать два вдоха над бокалом с роскошным вином, а потом…

Кожаный ремешок с силой врезается в мою кожу.

Еще один вдох боли…

Ох, Света, возьми себя в руки! Ладно, хотя бы в одну руку возьми, раз уж вторая сейчас не рабочая.

— Вы потеряли, — криво улыбается Козырь, глядя на меня в упор своими темными прожорливыми безднами, а потом наклоняется ближе к моему уху и понижая тон до шепота добавляет: — снимешь еще раз, я тебе обе руки выдергаю. Понятно?

Он — высокий, огромный, с огого-какой щетиной. Он всегда “на стиле”, мимо его дороженных черных рубашек мухи боятся пролетать, не то что садиться. Смотрит на меня пристальным и недобрым взглядом из-под темных густых бровей. Вера Сехмет права в общем-то. Матерый бычара, есть от чего подавиться слюной многим девочкам вроде меня. Только в моем случае она все-таки трактует неправильно.