Ами терпеливо пережидал взрыв смеха и добавлял:

– Простите! Оговорился. Начинать платить нужно до того, как она сняла трусики.

Как-то он, Ами, пришел к старому раввину-кабалисту из Иерусалима. Старик перешел все границы дозволенного: мелкие демоны и джинны, попавшиеся в его ловушки, и ставшие покорными рабами, исчислялись десятками. Раввин грустно посмотрел на него – в миндалевидных глазах мелькнули понимание и печаль. Ами дал ему немного времени перед смертью, чтобы осознать переход от этого мира к следующему.

Старик подошел к узкому окну. За ним громадой возвышалась Западная Стена Храма, которую крестоносцы, занявшие город, почему-то называли Стеной Плача. Горели костры, бросая блики на белые иерусалимские камни. Упоительно пахло жаренное мясо, щедро приправленное баснословно дорогими специями, что продавались в Европе на вес золота. Звенели мечи, пригвождая к камням последних врагов, тщетно пытавшихся спрятаться в узких переулках Иерусалима.

– Запомните, Ами, – глухо произнес старик, – этот мир держится не на мудрости. Только две вещи в нем важны: шпи́ц и хари́ц – выпуклость и впадинка, мужчина и женщина. На них стоит мироздание. Магия, что происходит между ними – это единственная сила, способная перевернуть вселенную. Если бы бог так не задумал, то он бы все перекроил заново. Но он этого не сделал, правда? Вместо этого он запутал нас своими умными книжками. У бога вообще есть чувство юмора, поверьте мне, молодой немолодой человек! Жаль, что я не понял этого раньше, проведя всю жизнь в строгом воздержании, читая мудрые книги и рисуя ловушки для демонов.

– Великий Омар Хайям понял это еще до тебя, – произнес Ами. – Как-то он сказал мне:

Я спросил у мудрейшего: "Что ты извлек

Из своих манускриптов?" Мудрейший изрек:

"Счастлив тот, кто в объятьях красавицы нежной

По ночам от премудрости книжной далек".

Глаза незваного гостя налились клубящейся тьмой, рассеченной надвое вертикальным золотистым зрачком.

– Прощай, старик, – Ами направил на него руку с перстнем…

…Но эта девочка, Вера, сводила Ами с ума! Не давала ему покоя. Каждую запись в ее блоге он ждал сутками, неделями, иногда даже и месяцами. А потом многократно перечитывал, запоминая наизусть. Никто и никогда не любил его так искренне, ничего не требуя взамен, не зная, кто он, откуда и жив ли вообще.

Она была напрочь лишена всех тех способностей, которыми обладала ее сестра-близнец Марина. Потому что она, Вера – вторая. Арабы не зря говорят:

– Дорра – морра. Вторая – горькая.

Они так говорят о второй жене, но принцип работает всегда и везде, где есть первые и вторые. Горькая, потому что Вера всегда будет позади. Не такая блестящая, как старшая сестра. Не такая талантливая. Обычная – каких миллионы. От силы своего древнего рода она не унаследовала почти ничего, кроме одного: способности любить. Девочка-любовь, утонувшая в чувствах, как в море.

Вера и не знает, что именно этот ее талант – растворяться в любви – единственная причина, по которой она еще жива.

…Буквы на кольце вспыхнули ослепительно белым светом и сложились в надпись: "Альё́н". Это означало, что его вызывал Верховный. Ами вышел из маленького коттеджа, пересек пограничный поселок, расположившийся у входа во Врата.

Пустыня Руб-эль-Хали –в переводе: "пустая четверть", самая жаркая и самая безжизненная в мире, сегодня разбушевалась не на шутку. Шара́ф – песчаная буря – огромными пригоршнями швыряла массы раскаленного песка, пытаясь вырваться за пределы установленной богом границы.

Красный песок стоял в воздухе, не давая вздохнуть. Горячий ветер почти сбивал с ног. Ами подошел к Вратам. Охранники расступились, освобождая дорогу. Ами слегка задержался возле створок, образованных двумя водопадами цвета индиго. По краям пронзительно-синей водной глади виднелись уродливые черные подпалины, оставшиеся после недавней попытки взлома Врат.