– Ну что? – моргая, спросила она. – Не вышло? Вам не удалось погрузить меня на нужную глубину воспоминаний?

– Вы погрузились слишком глубоко, – дрожащим голосом произнес он. – Глубже, чем я ожидал.

– Но вы дрожите, Пабло! Что с вами? – спросила она. – Что произошло?

На этот раз идти на кухню за коньяком пришлось уже ей.

В ожидании такси, которое Пабло вызвал для нее, Джинджер продолжала недоумевать:

– Мне все еще не верится, что такое могло быть. Ничего такого, что я предпочла бы скрыть ценой собственной жизни, со мной не происходило. Ничего настолько ужасного.

– Вас что-то сильно травмировало в прошлом, – сказал Пабло. – В этом участвовал человек в черных перчатках, к тому же, как вы говорили, у него было «темное стеклянное лицо». Возможно, это был мотоциклист вроде того, что напугал вас на Стейт-стрит. Этот случай намертво похоронен в вашей памяти… и, похоже, вы любой ценой будете противиться его воскрешению. Мне думается, вам стоит рассказать о сегодняшнем случае доктору Гудхаузену, может быть, он сумеет добиться лучшего результата.

– Гудхаузен слишком нерешителен, он не станет рисковать. Я надеюсь только на вас.

– Я не рискну вновь погружать вас в такой же глубокий транс и задавать те же опасные вопросы.

– Пока вам не встретятся аналогичные случаи в процессе ваших исследований.

– Это маловероятно. Мне ни разу не попадалось ничего похожего в литературе по психологии и гипнозу, а за свою жизнь я прочитал ее немало.

– Но вы обещали мне провести исследовательскую работу.

– Я попытаюсь и дам вам знать.

– В особенности будет интересно попробовать использовать на мне какую-нибудь новую методику проникновения в блокированную память, если кто-нибудь ее разработал.

Джинджер была и разочарована, и заинтригована, но настроение у нее тем не менее было лучше, чем до сеанса гипноза. По крайней мере они добились определенного результата, пусть пока и не совсем ясного. Они обнаружили, что она пережила какой-то загадочный шок, и, хотя им и не удалось выяснить подробности, теперь уже стало очевидно, что память об этом случае все еще таится в глубинах ее подсознания и докопаться до истины очень нелегко, на это потребуется много сил и времени.

– Так вы все-таки расскажите о том, что случилось сегодня, доктору Гудхаузену, – повторил Пабло.

– Все надежды я возлагаю только на вас, – стояла на своем Джинджер.

– Вы очень упрямы, – вздохнул фокусник, качая головой.

– Нет, я настойчива, – возразила Джинджер.

– Сумасбродны.

– Решительна.

– Acharnée![8]

– Когда я вернусь в «Страж Залива», я посмотрю в словаре это слово, и, если это оскорбление, вы еще пожалеете, когда я вновь навещу вас в четверг! – погрозила она пальцем.

– Не в четверг, – сказал он. – Мне потребуется время. Пока не откопаю упоминание о чем-то похожем и не изучу апробированную методику, я не рискну вас снова гипнотизировать. Я должен быть уверен в успехе.

– Хорошо, но знайте, что, если вы не позвоните мне до пятницы или субботы, я ворвусь к вам без приглашения. Не забывайте, что вы моя последняя надежда.

– Если только мы получим положительный результат.

– Вы недооцениваете себя, Пабло Джексон. – Она поцеловала его в щеку. – Жду вашего звонка.

– Au revoir.

– Shalom.

Уже на улице, когда Джинджер садилась в такси, ей вспомнилось одно из любимых изречений отца, вмиг отрезвившее ее, как холодный душ: «Перед наступлением темноты свет всегда ярче».

Уинтон Толк – высокий веселый чернокожий полицейский патрульной машины – вылез из нее, чтобы купить три гамбургера в угловом кафетерии, оставив за рулем своего напарника Пола Армса и отца Брендана Кронина на заднем сиденье. Брендан взглянул на кафетерий, но не смог разглядеть, что происходит внутри: витрина была сплошь разрисована праздничными картинками. Там были изображены Санта-Клаус, северный олень, гирлянды и ангелы. Только что закружились первые легкие снежинки – предвестницы основательного, судя по прогнозу погоды, снегопада (к вечеру обещали не менее восьми дюймов снега на дорогах), а это значило, что завтра будет настоящее белое Рождество.