– Мне нужна помощь, и только вы можете оказать ее мне, – сказала Джинджер.

– Девичьи страдания? – спросил Пабло Джексон, явно польщенный, и Джинджер вздохнула с облегчением: она боялась, что он рассердится на нее.

– Я скрыла истинную причину своего визита, опасаясь, что вы не захотите принять меня, если я скажу вам правду. Дело в том, что я врач, работаю хирургом в мемориальной клинике. Когда я прочитала в газете «Глоб» о вас, то подумала: вот кто мне поможет!

– Я был бы рад познакомиться с вами, будь вы даже продавщицей журналов: в восемьдесят один год можно позволить себе отказаться от встречи с кем-либо, только… только если предпочитаешь провести остаток дней, беседуя со стенами.

«А ведь он, несомненно, живет более насыщенной и интересной жизнью, чем я», – подумала Джинджер, с благодарностью отмечая стремление Пабло Джексона успокоить ее.

– А кроме того, – добавил он, – даже такой древний старикан, как я, не упустит шанса насладиться обществом столь милой девушки, как вы. Так что выкладывайте, какую такую помощь вы хотите от меня получить.

– Во-первых, мне нужно знать наверняка, насколько статья о вас в газете соответствует действительности, – наклонившись вперед, произнесла Джинджер.

– Настолько, насколько это вообще возможно, когда речь заходит о публикациях в прессе, – пожал он плечами. – Мои родители переселились из Америки во Францию, как пишет газета. Мама была довольно популярной шансонеткой до и после Первой мировой войны, она пела в парижских кафе. Отец, как справедливо отмечает «Глоб», тоже был музыкантом. Верно и то, что мои родители были знакомы с Пикассо и раньше других оценили его талант: ведь меня не случайно назвали его именем. Они покупали его работы, еще когда они стоили гроши, да и сам он подарил им несколько своих картин. Правда, у них собралось не сто, а около пятидесяти произведений художника, тут газета несколько преувеличивает размеры их коллекции, но все равно она вызывала зависть у многих богачей. Постепенно распродавая картины, родители обеспечили себе спокойную старость и помогли мне встать на ноги.

– Но ведь вы работали долгое время фокусником, не так ли? – спросила Джинджер.

– Более полувека, – легко и грациозно взмахнул руками Пабло Джексон, словно бы удивляясь собственному долголетию, и Джинджер замерла, ожидая, что старик сейчас прямо из воздуха извлечет живых белых голубей. – Не скрою, я тоже имел успех, меня знали в Европе, несколько меньше – здесь, в Америке.

– И вы гипнотизировали желающих из публики?

– Это был гвоздь программы, – кивнул Пабло. – Ради этого и приходили на мои выступления.

– А теперь вы помогаете полиции с помощью гипноза восстанавливать в памяти свидетелей детали преступления, которые они забыли, не так ли?

– Это не основная моя работа, – отмахнулся Пабло, желая этим жестом развеять возможные заблуждения гостьи на его счет, и вновь Джинджер показалось, что сейчас из воздуха появится букет цветов или колода карт. – С такой просьбой ко мне обращались всего четыре раза за последние два года. К моей помощи полиция прибегает в крайнем случае.

– И ваша помощь была эффективна?

– О да, здесь газета ничего не преувеличивает. Например, случайный прохожий, ставший очевидцем убийства, мельком видел номерной знак автомобиля, на котором скрылся преступник, но не может его вспомнить. На самом деле этот номер все равно остался у него в подсознании, потому что мы ничего не забываем из того, что видели. Гипнотизер, погрузив свидетеля в гипнотический транс, восстанавливает его память, шаг за шагом приказывая описывать все эпизоды события, пока наконец не добирается до того момента, когда появилась машина. Свидетель как бы вновь мысленно видит ее и, конечно же, называет номер.