Спускаюсь на цокольный этаж и ищу помещение, где стоят мониторы. Одна дверь открыта, и в помещении горит свет, значит, Ростислав Андреевич там. Не знаю, куда поставить поднос, и мужчина жестом указывает на стол.

– Ксения, тебя единственную никто не проверял, – говорит он таким тоном, что у меня волосы зашевелились на затылке. – Где твоя сумка?

– Ростислав Андреевич, Вы меня в чем-то подозреваете?! – не могу поверить своим ушам.

– Пока нет. Но я должен проверить. Ты с Машей сегодня весь день, и… В общем, принеси, пожалуйста, свою сумку.

– Хорошо, как скажете, – разворачиваюсь и ухожу.

– Стой, я пойду вместе с тобой.

– Да, пожалуйста, – фыркаю.

Меня оскорбили его подозрения. Я никогда не пробовала наркотики, потому что страшно. А теперь, после того, что случилось с Машей – страшно вдвойне. Никогда в жизни к ним не притронусь.

Заходим в Машину комнату. Моя бежевая сумка лежит на тумбе. Протягиваю ее Ростиславу Андреевичу и скрещиваю руки на груди.

Он расстегивает молнию и бесцеремонно вываливает содержимое на Машину кровать. Губная помада, тампон, брелок, зарядка, фантики от конфет, готическое кольцо и… пакетик с таблетками.

– Что это? Я тебя спрашиваю! – повышает голос. – Отвечай немедленно, что это?!

Его крик застревает в горле. Мне даже показалось на секунду, что он сейчас меня ударит. Меня начинает трясти:

– Я… я не знаю, честное слово… Это не мое!

– А чье?!

– Мне подкинули. Моя сумка весь вечер лежала здесь, без присмотра. Я клянусь Вам…. Ростислав Андреевич, пожалуйста, поверьте мне. Готова на любые тесты, прямо сейчас. Я не принимаю наркотики, и не давала их Маше!

– Вот теперь я очень сожалею, что поддался на уговоры дочери и не поставил камеру в Машиной спальне. Ладно, иди в гостевую и сиди там, пока со всем этим не разберусь.

– Хорошо, – обнимаю себя за плечи и чувствую себя, как во сне.

– Можешь немного поспать, – чуть добрее добавляет он.

Я киваю, вытирая слезы. Откуда в моей сумке таблетки? Кто их подкинул? Ведь кто-то же подкинул, потому что испугался, что полиция обнаружит.

Вся надежда на камеры. Хотя Ростислав Андреевич сказал, что в Машкиной комнате нет видеонаблюдения, если передача произошла там, то мы никогда не узнаем, кто виновен. Если только сама Маша не назовет имя этого человека. Но это – не я!

Ложусь на кровать прямо в одежде и сворачиваюсь калачиком. Слезы душат меня и капают на подушку. Мне страшно. Вдруг меня посадят? Запрещенные вещества – это ведь уголовно наказуемое преступление.

Пусть снимут отпечатки пальцев с пакетика, я никогда не держала его в руках, а значит, моих отпечатков на нем не найдут. С этой мыслью сама не заметила, как уснула.

***

Девочка спала в гостевой спальне в позе эмбриона. Платье задралось, обнажая белые упругие бедра. На полу аккуратной кучкой лежат чулки, которые были на ней весь этот безумный вечер.

Уже 6 утра, но мне даже в голову не придет сейчас любоваться рассветом.

Я прилег на кровать рядом с ней, придвинулся ближе и обнял ее. Она не проснулась. Устало прикрываю красные от перенапряжения веки. Надо бы поспать. Теперь уже можно, ведь я знаю имя человека, который виновен в том, что я чуть не потерял дочь.

И это была не Ксения.

Где-то в глубине души я знал, что девчонка не виновата, но был слишком зол, поэтому накричал на нее. Просто необходимо было выпустить эмоции, которые кипели во мне. Сожалею, что ей пришлось всё это пережить.

Вдыхаю запах ее волос и крепко прижимаю к себе хрупкое девичье тело. Ее попка упирается в мой пах, и я стараюсь не замечать своей реакции на соприкосновение наших тел.