Я никогда не находилась так близко к парню, меня никто и никогда не обнимал, как это делал Рома. И ощущение такое, что я до сих пор пребываю в том тесном, но самом уютном и комфортном пространстве — его объятиях.

— Настя?

Видимо, Рома о чем-то интересовался...

— Я буду только черный чай, — проговариваю ему, пряча руки под столом и кусая губу.

— Об этом я уже побеспокоился. Если тебе нужна дамская комната, то она на выходе из зала налево.

— Хорошо.

Я вроде бы не хочу, и в то же время...

Уж лучше посижу тут. Потерплю. Лишний раз не стану приковывать к себе взгляды других посетителей.

Рома сидит напротив, откинувшись на спинку стула. Весь такой серьезный и красивый. Смотрит на меня пристально, гладит пальцами свой подбородок, думая о чем-то.

Я примерно представляю, что за вопросы крутятся в его голове. Он хочет получить на них ответы, но на меня не давит. Просто ждет, когда сделаю это сама.

— Рома, спасибо, что не дал мне замерзнуть.

Вижу, как темные брови парня сходятся на переносице. Не перебивает, ждет, когда продолжу.

— Но я не хочу ставить тебя в неловкое положение...

— Ты не ставишь, — он наклоняется вперед, кладет руки перед собой на стол и сцепляет пальцы в замок.

— Спасибо...

— И часто это бывает? — теперь подгоняет меня к основной теме разговора.

— Что?

— То, что ты сидишь по ночам на скамейке и ждешь, когда откроют дверь.

— Нечасто. Но бывает, — опускаю подбородок на грудь. В этот момент его лицо покрывается гневом, и я боюсь смотреть ему в глаза.

— У тебя нет ключей от этой долбаной двери, не пойму?

— Е..есть. Дверь просто закрывают изнутри на защелку.

— Зачем?

Поднимаю на него свои глаза. Не знаю, как лучше ему ответить.

— Нарочно?

Пока думаю над вторым ответом, уже бросает следующий вопрос:

— Кто?

Неуверенно пожимаю плечами. Рома говорит таким тоном, будто винит во всем меня, заставляя съеживаться на месте.

— Считаешь, что это нормально?

— Нет, — отвечаю ему, едва заметно мотая головой.

— Что обычно ты делала в таких случаях? — выдыхает он тяжело.

— Караулила у подъездов других домов, — тоже вздыхаю.

— Ждала, что кто-то откроет дверь на выходе из подъезда?

Киваю головой.

— А в полицию заявлять не пробовала?

«Нет», — очередное мотание головой.

— Настя, — его голос становится мягче, но от этого не легче. Он выпрямляет ноги под столом, задевая мои, и я дергаюсь, как ошпаренная. — Кто проживает с тобой в этом доме?

Хочется плакать, как маленькой девочке, которая абсолютно беспомощна в данной ситуации. Совершенно не знает, как ей противостоять одному хаму и мужлану, которого лучше обходить стороной.

Он делал и продолжает делать это нарочно. Часто, когда приходил к дяде на очередную попойку, закрывал дверь изнутри, желая проучить меня. Проучить за то, что... повесила замки на двери своей спальни, не подчинялась ему, и хитростью обходила все его ловушки. Кроме этой.

— Мой дядя.

— А родители? — на сей раз вопрос Ромы звучит осторожно, боясь затронуть, как ему кажется, больную тему.

Но эта тема на меня вообще не действует.

— Нет никаких родителей.

Я знаю только то, что их давно уже нет в живых.

— Какие родственники есть еще, кроме дяди?

Я жую губы, понимая, насколько жалко выгляжу в его глазах.

— Бабушка, — говорю ему, с нежностью вспоминая о женщине, которая меня вырастила.

— Почему с ней не живешь? — опять хмурая черточка между его бровями привлекает мое внимание.

— Потому что она находится очень далеко отсюда. Практически в глуши. А здесь я учусь.

— Понятно.

— Я подала заявление на получение жилья в университетском общежитии, но пока слышу одни лишь отказы, — этим спешу сказать ему, что не сижу сложа руки, все-таки пытаюсь как-то решить свою проблему. — Снимать жилье за деньги я пока что не в состоянии.