Нужно было срочно отогревать свою «Снежинку».

Тащу ее на заднее сиденье в машину и прошу расстегнуть куртку.

Писец, она не в состоянии пошевелить пальцами, которые превратились в крючки и не разжимаются.

Хочется заорать, где перчатки, твою мать! Почему не носит?!

Но сдерживаю себя всеми силами, потому что она трясется от холода и от испуга. Я это чувствую. Я ее пугаю, блин. А должен наоборот внушать доверие.

При слове «раздевайся» она замирает, а потом едва заметно крутит головой.

Черт.

Срываю с ее кучерявой головы шапку с дурацким помпоном, и только пальцами хватаюсь за куртку, как она дергается телом, отползая к двери.

— Настя, ты должна снять верхнюю одежду и позволить мне себя обнять, так скорее согреешься, — уже молчу про то, что изначально хотел раздеть ее до белья, но, похоже, такая идея ей не понравится.

В машине становится жарко. От нашей близости или от нагрева печки, которую включил на максималку. Без разницы уже. Главное, чтобы кучеряшка скорее оттаяла.

— Настя, — вновь обращаюсь к ней, располагаясь рядом на заднем сиденье. — Давай, снимай эти несчастные кроссовки.

Уже не жду от нее каких-либо действий. Беру за ледяные щиколотки, вытягиваю ее ноги и кладу себе на колени.

Настя молча и пристально наблюдает за мной. Доверяет, раз потихоньку принимается расстегивать свою куртку, прислоняясь спиной к дверце автомобиля.

Ура.

Я помогаю со шнурками на ее видавшей виды обуви. Один за другим снимаю кроссовки, и касаюсь своими ладонями ее мерзлых пальцев ног.

— Чувствуешь мои руки? — спрашиваю, хмуро глядя по привычке.

— Да, — отвечает она, дрожа телом и согревая дыханием свои пальчики.

— Уже лучше.

Одной рукой держу ее стопы, второй — помогаю стянуть с нее куртку.

Хорошо, что на ней вязаный свитер, а не тоненькая кофтенка. И на ногах оказываются шерстяные носки, а не синтетические.

Все это хорошо, но от мороза на дворе не спасет.

Сколько она проторчала тут? Часа два?

Твою мать! Знал бы, что ей нужна помощь, плюнул бы на пустые разборки с Зиминой.

— Иди ко мне, — тяну к себе за руки, — не бойся, я тебя не съем.

А хотел бы. По крайней мере, попробовать тот трюк с языком, о котором она делилась несколько часов назад.

Вдруг моя Снежинка действительно растает?

Помогаю Насте двигаться к себе ближе и устраиваю ее на своих коленях, заставляя обнять шею руками. Голова с мелкими кудрями прячется у меня на груди, ноги поджаты. Сопит себе носом тихонько.

Стаскиваю свой пуховик с подголовника водительского сиденья и накрываю ее им. Она сильнее жмется ко мне, ерзая своей попой на моих бедрах.

Перед глазами звезды кружат, а в районе ширинки становится теснее.

Писец. Приплыли.

— Пух натуральный, быстро согреешься, — говорю ей, чувствуя, как потихоньку унимается ее дрожь. А вот мое возбуждение никуда исчезать не собирается.

Вдох-выдох.

— Спасибо, — выходит вибрацией в груди.

Не за что, — отвечаю про себя.

Наверное, многие бы так поступили, окажись на моем месте.

Или нет?

— У тебя там что-то твердое, — произносит моя тихоня, вызывая своей простотой внутреннее изумление, а на губах — ухмылку.

— Что-то? — замечаю хрипловато.

— Угу, — отвечает, прикрыв глаза.

— Хочешь взглянуть? — бормочу себе под нос, зарываясь им в ее пушистые волосы.

Делаю вдох, словно затягиваюсь.

— М? — уточняет она вяло.

— Ничего.

Не разобрала — и ладно.

Дыхание мое шумное, когда Настя лишний раз двигает своим задом, будто проверяет, не показалось ли ей.

Твердо замечу: не показалось.

Блин, Рома, думай головой...

— Есть хочешь? — пытаюсь отвлечь свои мысли.

— Не очень.

— А я теперь хочу.