Наученная горьким опытом, в университете Ника ни с кем из одногруппников не сближалась. Ограничивалась коротким и ровным, ни к чему не обязывающим общением.

Закончив говорить по телефону, мать ушла на кухню. Хлопнула дверца холодильника; щёлкнул выключатель электрического чайника.

В открытое на проветривание окно врывались звуки музыки. Нике показалось, что она стала громче.

Ромка пренебрёг грозным предупреждением соседки, тем самым объявив ей войну. Кто бы сомневался.

«Война так война», — согласилась Ника и достала с полки шкатулку. Четыре месяца назад в подъезде она отняла у соседского мальчишки слабомощную фитильную петарду. Если Ромка не угомонится до одиннадцати часов, то придётся начать боевые действия.

Грачёв не угомонился.

Ника выждала час и ровно в полночь вышла на улицу.

Дождя не было, как и ветра. Ночная сырость забралась под распахнутую куртку, пробрала до костей. У соседнего подъезда коты устроили бесплатный концерт. Им не спится — весна в разгаре.

Во всех комнатах Ромкиной двушки горел свет. После возвращения хозяина, окно на кухне не закрывалось никогда. Отдёрнутая тюлевая занавеска выбилась из него, намокла, обвисла, прилипла к карнизу.

Ника встала на скамью и заглянула в кухню.

Ромка спал, сидя за столом. Подперев рукой щёку, вздрагивал и ритмично дёргал головой в такт вылетавшему изо рта храпу.

Ника засмотрелась на Грачёва. Он выглядел смешным, беспомощным и даже симпатичным, но жалко его не стало.

Ей понадобилось несколько секунд, чтобы достать из кармана зажигалку и петарду, поджечь фитиль.

Диверсантка не промахнулась.

Громкий хлопок сопроводился яркой вспышкой.

Ника спрыгнула со скамьи и спряталась под козырьком подъезда. Уйти не спешила. Со злорадным наслаждением слушала грохот падения Ромки и его отборную брань. Усмехнулась: «Вреда ноль, а страха под завязку».

Догадается Грачёв, чьих рук диверсия или нет, она узнает завтра. Лгать себе не стала — было страшно. Сердце выплясывало фокстрот, руки слегка дрожали. Пожалуй, ей не помешает дополнительно обзавестись чем-нибудь более весомым, чем перцовый газовый баллончик. Вдруг тот откажет в самый неподходящий момент.

¤

К дому она шла черепашьим шагом.

Занятия в университете закончились рано — отменили последнюю пару. Впереди ждали два выходных, но настроение застряло на нуле. Ника вздохнула. Ничего, осталось совсем немного, она уедет и забудет о Грачёве как о кошмарном сне.

Она замедлила шаг, когда у подъезда не увидела Ромки.

«Не радуйся раньше времени», — поддела себя. Сейчас он высмотрит тебя в окно и вприпрыжку выбежит встречать. Правда, окно оказалось закрытым, и музыка была чуть слышна.

В подъезд Ника вошла медленно, с опаской.

В потной ладони зажат баллончик, палец на клапане; сумка провисла от тяжести бутылки пива, купленной не для утоления жажды, а в целях самообороны.

Ромки не оказалось и в подъезде. Из приоткрытой двери в его квартиру Профессор Лебединский хриплым тембром вещал: «Листья жёлтые над городом кружатся…»

Ника позволила себе расслабиться лишь пройдя больше половины лестничного марша. Невольно вздрогнула и сгорбилась, когда в квартире Грачёва что-то загремело.

Сдавали нервы.

Она остановилась на лестничном пролёте между первым и вторым этажами, пропуская спускавшуюся соседку.

— Божечки, этот антихрист успокоится когда-нибудь? — плаксиво заговорила шестидесятилетняя тётя Таня. — Никакой управы на него нет, — шмыгнула натёртым до красноты носом.

Ника выгнула бровь: «Будто кто-то на него управу искал».

— Ночью слышала грохот? — соседка любила поговорить. Отвечать ей было не обязательно.