На краю стола лежала толстая книга с закладкой.

«Библия», — не удивилась девушка, пройдясь ладонью по коричневой кожаной обложке старого, потрёпанного издания.

А вот и умывальник — таз и кувшин с водой теснятся на узком столе в углу. Здесь же на стене висит маленькое зеркало, на низкой полке выступает щётка для волос, в аккуратном ящичке сгрудились разновеликие флакончики с разноцветным содержимым.

Ника осмотрелась в поисках бельевого шкафа. Его не оказалось. Вспомнила, что сорочку для неё принесли из другой комнаты. Глаза зацепились за сундук — большой и роскошный. Резьба по дереву немного грубоватая, но это же дерево!

Тяжёлая крышка поддалась с трудом. Ника посетовала на слабые руки Руз.

— Нежное создание, — проворчала она, заглядывая в сундук, доверху набитый вещами.

Перебирала бесконечные рулончики узкого и широкого кружева, стопки воротников и манжет, головные и носовые платки, чепцы, атласные ленты всевозможных цветов, новенькие ночные сорочки — всего много, слишком много. Приданое Руз? Скорее всего.

У стены примостился стул с перекладинами на ножках, с высокой прямой спинкой и удобными подлокотниками. Низкое сиденье и спинка обиты гобеленовой тканью. Ровные ряды медных гвоздиков блестят отполированными круглыми шляпками. Похожий стул, без подлокотников, стоит у кровати.

Ника точно видела где-то подобное.

«Где?» — мучилась вопросом.

Она осмотрела комнату ещё раз. В глаза бросилась широкая резная рама небольшой картины, висевшей между окном и кроватью.

Ника узнала пейзаж с ветряной мельницей у ручья* Якоба ван Рёйсдала, нидерландского живописца и гравёра семнадцатого века, творчество которого ей хорошо известно.

Она подошла к стене вплотную, дотянулась до холста, сохранившего свежесть и яркость красок. Кончиками пальцев прошлась по его шероховатой поверхности.

«Отличная копия, причём не так давно исполненная», — восхитилась талантом неизвестного художника.

Соблюдены и манера письма маленькими мазками, кстати, кисточкой из двух волосков, и цветовая гамма, и низкий горизонт, и небо, и облака, занявшие половину полотна. Сейчас картина находится в коллекции королевы Елизаветы Второй, выставлена в Королевской галерее Букингемского дворца. Её приобрёл король Георг Четвёртый в 1810 году.

В задумчивости Ника вновь осмотрела комнату. Что-то назойливо вертелось в памяти — то выступало на передний план, то удалялось, словно дразнясь.

Перед глазами проплыла непрерывная череда расплывчатых образов. Казалось, девушка смотрела в мутное зеркало, не имея возможности усилить резкость изображения. У неё было такое, когда она лечила глаза.

Взгляд остановился на бокале из зелёного стекла и Ника вспомнила. Всё это она видела на картинах малых голландцев*! И рёмер* оттуда же, и посуда, и мебель в стиле барокко, и пол, выложенный двухцветными квадратами, и одежда на женщинах, и вид за окном...

Неужели её забросило в Нидерланды?

«В семнадцатый век?!» — содрогнулась Ника от коварной догадки.

Дышалось с трудом, в висках запульсировала кровь. Вдобавок ногу свела судорога.

— Ещё и это, — застонала девушка, растирая мышцу в месте внезапной боли.

Сгибала и разгибала сведённую судорогой ногу. Охала, стонала.

Шаги за дверью услышала не сразу.

Размеренные и тяжёлые, они звучали неприятным эхом, отдаваясь в груди громкими, болезненными ударами сердца.

«Якоб!» — в приступе паники заметались мысли.

Дыхание вдруг стало тихим, неслышным. Так дышат спрятавшиеся дети, когда боятся выдать своё присутствие.

Ника понимала, что не может бояться того, кого не знает и уж точно никогда не видела. Боялась не она, боялась Руз.