Руз отрицательно закачала головой:

— Не могу… Не буду. Я устала.

— Можешь, — задышал брат с тихой злобой.

Он держал её за плечи, медленно давил на них, глядя в её наполненные слезами глаза. По его виску стекала капля пота.

— Подписанный документ мне нужен к утру.

Руз рванулась в сторону в порыве встать.

— Ты не можешь отказаться и уйти, — удержал её Якоб. — Только не в этот раз.

Она вывернулась из его рук, вскочила со стула и бросилась к двери. Распахнув её, метнулась в сторону соседней комнаты, но зацепилась за что-то, лежавшее на полу, и полетела на угол стоявшей у стены скамьи.

Ника услышала звук удара и в тот же миг увидела, как Руз упала на пол. Прижав руки к груди и корчась от боли, она зашлась в глухом болезненном стоне.

Якоб не остался безучастным. Он поднял сестру, вернулся с ней в комнату, усадил к себе на колени, бережно прижал к груди:

— Больно? Хенни снова бросила щётку где попало? Вернусь с дозора и высеку розгами эту нерадивую девку.

Гладил плечи беззвучно плакавшей Руз:

— Прости, сестрёнка. Обещаю, этот раз будет последним.

— У тебя каждый раз последний, — всхлипнула Руз, морщась от боли.

Якоб уговаривал. Голос стал ласковым, просящим:

— Этот раз будет самым-самым последним. Ты должна мне помочь, слышишь?

Руз упиралась:

— У меня болят глаза.

— Возьми больше свечей. Ну, не капризничай.

Он осторожно снял её с колен и подтолкнул к двери:

— Иди, отдохни, а мне пора идти на службу.

В спину ей неслось:

— Ты же знаешь, как для меня… для нас это важно. И помни, у тебя есть одна попытка. Испортить бумагу нельзя. Уж постарайся.

Ника видела, как ссутулившаяся Руз неверной походкой шла в свою комнату, как прижимала руки к груди, унимая сильную боль.

Видела её бледное лицо, дрожавшие губы.

Видела, как, всхлипывая и утирая безутешные слёзы, Руз стянула с себя верхнее платье, расшнуровала тесный корсет, набросила халат. Путаясь в его длинных полах, кое-как взобралась на кровать и отбросила одеяло. Наткнувшись на обжигающую медную грелку*, в испуге отшатнулась.

Как в замедленной съёмке Ника видела, как девушка с высоты ложа спиной падает на мраморный пол.

Широко открыв глаза, Ника голосом Руз произнесла:

— Хенни, сколько раз я говорила тебе, чтобы ты оставляла грелку в ногах. В ногах!

Ника сморгнула, и видение пропало. В ушах затихающим эхом звучали слова Якоба:

— Я ухожу в ночной дозор, тебе никто не помешает… Обещаю, больше тебе докучать не буду. Этот раз последний… последний… последний…

Перед ней стоял брат Руз и выжидающе смотрел на неё.

Ника часто задышала и прижала руки к ноющей груди. Каждое движение отдавалось тупой болью в затылке. Память Руз вернулась, показав будущей владелице тела историю смерти бывшей хозяйки.

Вот и всё. Руз нет. Есть Ника в её обличье, и она должна делать, что ей велит Якоб — теперь её брат. Для начала следует разобраться, о каком документе идёт речь и что там нужно подписать.

Помимо воли она прошептала:

— Ты всё время говоришь, что этот раз последний, и каждый раз всё повторяется.

Ника ощущала себя странно. Не укладывалось в голове, как она, думая на русском языке, без труда говорит на незнакомом?

Якоб поцеловал сестру в лоб:

— В этот раз воистину всё. Бумаги в моей комнате на столе. Свечи возьми в шкафу.

Ника забралась в ещё тёплую постель и закрыла глаза. Всё же ей повезло, что вместе с телом Руз осталась её память.

«Ты же поможешь мне, Руз? Мы обязательно подружимся», — массировала она виски, не имея ни малейшего понятия, как станет дружить с… кхм… телом. Однако другого выхода у неё нет.

Человек привыкает ко всему. Она сможет привыкнуть и к новому имени, и к непривычным условиям жизни, и к тому, что у неё есть такие вот мать и старший брат. С остальным она как-нибудь справится.