– Ты могла мне сказать, Полина!

– Что сказать? И главное – кому? Ты даже ни разу не поинтересовался, ни мной, ни о том, как прошла беременность. Ни разу! Ты вычеркнул меня из своей «правильной» жизни, как ненужный элемент. И я ещё должна тебе что-то сказать?

Лебедев качает головой.

– Знаешь, – не могу сдержаться, чтобы не бросить ему в лицо, – я даже этому рада. Рада, что ты сам избавил меня от себя и своей мамы. Как видишь, моя дочь абсолютно здорова. Никаких отклонений ни физических, ни, тем более, умственных нет. И более того, она считает папой того человека, который её вырастил. Поэтому не ломай ей жизнь своим появлением. Она прекрасно жила в неведении кто её настоящий отец, и я хочу, чтобы так и оставалось. Если я решу, что она должна знать о тебе, то сама скажу ей об этом. А пока, не смей даже приближаться к ней!

– Полина!

– Аркадьевна!

Некоторое время мы смотрим друг на друга, как два хищника, отвоёвывая территорию. Лебедев первый отводит взгляд.

– Хорошо. Я тебя услышал, – бросает Константин, резко вставая.

И только когда за ним закрывается дверь, я понимаю, что так ничего и не сказала ему про Филиппа.

Некоторое время смотрю на закрытую дверь. Неужели в нашей жизни не могут не появляться те, кого ты так стараешься забыть?

Вот и сейчас, спустя столько лет, одно лишь появление Кости разбивает тот привычный мир, который я создала с таким трудом. Несколько минут перечеркнули все годы спокойной жизни без него. Память – это машина времени, которая возвращает тебя в прошлое; туда, откуда ты ушёл, казалось бы, навсегда.

Ясно вижу себя ту, молодую наивную глупышку, ослеплённую любовью, как мне казалось, взаимной. Но жизнь всегда вносит свои коррективы, напоминая, кто мы есть на самом деле и где наше место.

Мы поженились несмотря ни на что. Нас не остановило ни то, что его родители были категорически против, ни то, что моя мама сразу сказала, что я не смогу удержать такого мужчину, как Костя, что он разобьёт моё глупое сердце, а я буду собирать себя по осколкам. Мы были счастливы, а мир вокруг нас жил совсем другой жизнью, но это не имело никакого значения.

Как мне казалось.

Я целый год не могла забеременеть и очень переживала по этому поводу. Костя успокаивал, что год ещё не показатель, и говорить о бесплодии рано, что у нас всё равно будет ребёнок. Мне было так хорошо в его сильных объятиях, что я слепо верила, что так и будет. Мы жили вместе с его родителями. Анна Захаровна, мама Кости и теперь моя свекровь, считала, что её сын достоин лучшего, чем я. Наверное, так думают все матери. Её природная вежливость не позволяла открыто заявлять об этом, и при сыне она была сама любезность. Хотя и в его отсутствие она никогда не шла на конфликт, а делала вид, что меня просто не существует.

Но всё изменилось, стоило мне забеременеть. Мы были в отпуске целый месяц, и когда цикл не пришёл, я мигом помчалась в аптеку. Смотрела на долгожданные две полоски и не верила своему счастью. Костя сказал, что море и свежий воздух творят чудеса. Это сейчас я понимаю, что мы просто остались без контроля «заботливой» Анны Захаровны.

Я помню дату, когда пошла на первый скрининг – 13 июня. Это была пятница, но я никогда не была суеверной, и не верила в подобную чепуху. Но видно всему есть место. Риск синдрома Дауна плода с показателем 1:4 – таким был диагноз, разбивший всё на свете. Носовую кость плода не было видно. Совсем. Мне стало нехорошо, потемнело в глазах, и я плохо помню, как дошла домой, где первым делом залезла в интернет. Высоким риск считался уже от 1:250. Молчать я не смогла и сразу сказала Косте, надеясь услышать слова поддержки. Но этого не произошло.