А тут три недели! Смогу ходить по квартире в белье, песни распевать, просыпаться буду когда захочу, ложиться спать — тоже. И музыку буду громко слушать! Нет, ОЧЕНЬ ГРОМКО!

— Деньги на дорогу есть? — спросил повеселевший от моих утешений папа.

— Меня Эльнур отвезёт. Он подъехал уже.

— Привет ему, — выкрикнул папа, и вроде что-то еще добавил, но я, схватив сумочку, уже выбежала из дома, на крыльях неслась до машины жениха, и быстро запрыгнула внутрь.

Эльнур принял поцелуй в щеку, и недовольно головой покачал:

— Даже дверь не дала себе открыть. Севиль, неприлично так носиться, ты же не ребёнок.

— Бу-бу-бу, заводи, давай, — расхохоталась я. — Да, я уже не ребёнок, и у меня для тебя новость: папа с мамой через неделю улетают. Квартира в моём распоряжении останется. Когда мы уже сексом займёмся? Неприлично, знаешь ли, в двадцать лет, имея жениха, оставаться девственницей!

Женихом моим Эльнур считался с детства: наши дедушки еще в Баку дружили, затем отцы продолжили дружбу уже здесь, в Москве, и росли мы вместе. Лет, наверное, с четырех я Эльнура помню, и когда моих брата и сестры не было рядом, именно ему поручали приглядывать за мной, защищать, оберегать. Называли нас женихом и невестой, шутили, да мы и сами воспринимали слова взрослых как подтрунивание.

Изменилось всё, когда мне исполнилось четырнадцать. Эльнур стал смотреть на меня иначе, взгляд его из дружеского превратился в тягучий, обжигающий. Эльнур стал строже: если раньше он позволял себе поучать меня из-за заботы, то теперь — нет, для него я перестала быть навязанной обузой, став, как он признался, любимой девушкой.

Его признание я приняла как что-то неизбежное, само собой разумеющееся. С родителями Эльнур объяснился сам, попросив разрешения ухаживать за мной, и родители это разрешение дали легко. А в семнадцать лет я получила предложение и кольцо на палец. Думала, отец и дедушка обрадуются еще сильнее, но папа почему-то попросил не торопиться, хотя Эльнур ему как второй сын, я знаю.

Обещание я дала, да и сама хотела отучиться, хоть немного успеть пожить вольной жизнью, и уже потом чтобы свадьба, дети, быт… а Эльнур расстроился, что ждать придется.

— Севиль, — вздохнул он, выезжая с парковки.

— Что Севиль?

— Мне дико слышать от тебя такое предложение.

— Оно не первое, — буркнула я, и отвернулась от жениха.

— Я думал, в прошлый раз ты перепила.

— Я бокал вина выпила всего! — воскликнула, вспоминая как для храбрости выпила на своё девятнадцатилетие, которое мы праздновали в конном клубе. Старшие тоже контроль из рук выпустили, танцевать пошли, молодость свою вспоминали. И я решилась: Эльнур ведь жених, а не кто попало! Всё равно мне только с ним и суждено быть, так зачем ждать первой брачной ночи?

Да и тело начало требовать, особенно ночами, не во сне, а в том самом странном состоянии полудремы по телу волнами пробегала нега, заставляющая облизывать губы, выгибаться, вдыхать глубоко-глубоко, требуя покалывающим губам поцелуев, коже — прикосновений, и… чего-то большего — того, что только мужчина дать способен.

С Эльнуром мне всегда было приятно целоваться. Я любила ходить с ним под руку, жених у меня красивый, не стыдно за него: высокий, яркий, черноволосый, губы такие пухлые, что даже завидно! С ним можно, — подумала я, — только с ним! И с ним должно быть приятно, ведь как иначе?

И момент был удачный: праздник, никакого контроля от старших, вино, и Эльнур с таким восхищением смотрел, целовал бесконечно, а потом… оттолкнул! Как только я захотела дальше пойти — остановил меня!