После этих слов сердце начинает колотиться как бешеное. Нет, не верю, что из-за меня приехал. Надеюсь, что он забыл о моем существовании, мне проблем с Хомяковым хватает.

— А ну-ка быстро губу закатали! Он ко мне приедет. Решил отношения возобновить, — безапелляционно заявляет Инга и выходит из зала.

Опускаюсь на пол, не понимая, что происходит. Зачем же все-таки Герман будет присутствовать на репетиции? Я ему жестко отказала, он теперь даже не посмотрит в мою сторону. Надеюсь, действительно к Инге по старой дружбе решил заскочить.

— Матильда, извини, я невольно услышала твой разговор с Левиной о том, что тебя домогается Хомяков, — неожиданно подходит ко мне Вера. — Педагог права, послушай ее. Так будет лучше.

Вера Казанцева — очень талантливая, милая девушка. Единственная, с кем я близко сдружилась в театре.

— Ты не понимаешь…

— Я-то как раз все понимаю. Она же сказала спросить у меня, почему я танцую только в кордебалете. Потому что, как и ты, отказала одному очень влиятельному мужчине. Залепила пощечину, а он не простил. Зарубил мне всю карьеру, — грустно вздыхает.

— Но это же чудовищно, — вспыхиваю я.

— А кого это волнует?

— Я лучше умру, но не лягу под Шахова или под другого.

— Мати, Герман опасный и влиятельный человек в городе. Его имя вызывает дрожь у тех, кто перешел ему дорогу. Он беспощадно расправляется с врагами. С ним лучше не ссориться.

— Плевать. Он недостоин моего внимания. Он мерзкий и противный.

— Да ладно тебе, — с недоверием смотрит на меня. — Шахов шикарный мужик. Статный, красивый, перед ним сложно устоять. Ни в какое сравнение с Хомяковым не идет. Неужели у тебя нигде не екнуло?

— Нигде, — ни за что не признаюсь, что Вера права. Внешне-то он очень привлекательный, вот только нутро у него черное.

— Ладно, дело вкуса, конечно, но ты все равно подумай. Иначе у тебя судьба сложится, как у меня.

Через полчаса мы уже стоим на сцене, готовые к генеральной репетиции. В зале появляется Шахов, и с моим телом начинают твориться непонятные вещи. Меня бросает то в жар, то в холод, появляется дрожь, головокружение. Мужчина смотрит на происходящее безэмоционально, как будто ему неинтересно. Вокруг него суетятся люди, охранники, а он воспринимает все как должное. Его огромная фигура возвышается над остальным. Германа трудно не заметить. Он сразу же обращает на себя внимание.

После репетиции директриса, Зоя Викторовна и другие представители театра водят Шахова по кабинетам и залам, рассказывают, что пора бы обновить ремонт. И наконец его приводят на сцену, где собрались все танцовщики. Он знакомится с каждым по очереди, для каждого находит по несколько слов. Чем ближе он ко мне, тем сильнее хочется сбежать и не попадаться ему на глаза.

— А это наша восходящая звезда, — Зоя Викторовна представляет меня. — Матильда Дашевская. Очень талантливая и перспективная балерина. Скоро о ней заговорит вся страна.

Герман останавливается напротив меня. И я тут же попадаю в плен мощной давящей энергетики, способной подчинить любого.

В нос бьет головокружительный аромат его духов и табака. На уровне моих глаз я вижу расстегнутый ворот белой рубашки и золотую цепь на мощной шее. Выше поднять взгляд не решаюсь.

— Здравствуйте, — в горле так сильно пересохло, что я с трудом говорю. А он, как кажется, с огромным наслаждением упивается моим страхом. С замиранием сердца жду, что же он мне сейчас скажет. Может, напомнит нашу вчерашнюю встречу или отпустит колкость.

Но ничего не сказав мне единственной, Шахов продолжает беседу с другими балеринами. И я даже не знаю, радоваться мне подобному игнору или нет.