— Ух, получилось! — с облегчением выдохнула и вдохнула, насколько позволял корсет, прохладный ночной воздух.

— А мне казалось, вы благосклонны к графу Торани, — раздался знакомый голос.

После ярких огней бального зала, ночная темнота слегка ослепила, поэтому я сразу и не разглядела, что здесь кто-то есть. Что ж, сегодня мне определенно благоволит сам Светлобог, если раз за разом посылает встречу с тем, кто нужен.

— Вам показалось… Лиран. А вы, я смотрю, не любите праздную суету? Понимаю. Балы иной раз бывают такими утомительными.

— Странно слышать это именно от вас, Амалия, — Безликий приблизился, заставив меня прижаться к перилам.

— П-почему? — впилась глазами в маску, на которой бесполезно было разглядеть какую-либо эмоцию. Она безупречно играла свою роль и тщательно берегла тайны своего хозяина. Разве что в небесно-голубом взгляде можно рассмотреть истину. Но я слишком боялась ошибиться. Ведь не может такого быть, чтобы сам глава Ордена Искореняющих желал меня так сильно, что готов был взять прямо сейчас?

Я несмело коснулась злополучной маски, погладила пальцами мягкую кожу, опустила руку мужчине на грудь, чтобы почувствовать, как сильно бьется его сердце.

— Кажется, леди вышла подышать свежим воздухом! — раздался снаружи женский голос.

— Вы уверены? Леди Амалия там? — а это уже граф Торани.

Я всполошилась, выскользнула из той западни, в которую Искореняющий меня едва не загнал, и забилась в дальний угол.

Лиран хмыкнул, но, тем не менее, прикрыл меня собой так, чтобы вошедший меня не заметил. — Глава? — дверные створки распахнулись, и темень балкона разрезал прямоугольник света. — Вы тут один?

— Если вы ищете баронессу фон Пирс, то она была здесь и уже ушла, — ровным тоном соврал Лиран, — кажется, отправилась искать вас, граф. Вы разминулись.

— Вы, несомненно, правы, — Эшлин почтительно склонил голову, — простите, что нарушил ваше уединение.

— Вы… вы соврали ему? — прошептала растерянно, как только навязчивый поклонник удалился, а Безликий развернулся ко мне.

— А вы разве не этого хотели? — хмыкнул и, прислонившись плечом к стене, скрестил руки на груди. — Чего вы добиваетесь? Откуда вдруг такой интерес, если последний год меня на дух не переносили? Или, может, граф де Сагор недостаточно щедр?

— Вы… — запнулась, кровь прилила к лицу, щеки загорелись румянцем. — Вы ничего обо мне не знаете!

— Отчего же? Ваша репутация говорит сама за себя. Чего еще ожидать от такой, как вы, которую интересуют лишь развлечения и драгоценности? Вы готовы дарить себя любому, кто расщедрится на дорогие подарки! Вам, вообще, знакомо такое чувство, как любовь, доброта, сострадание?

— Не смейте! — размахнулась, чтобы залепить пощечину, но мужчина перехватил руку, следом вторую. Стиснув мои запястья в широченной ладони, завел их наверх, прижимая к стене и вдавливая в нее собственным телом.

— А то что?

— Не смейте, — прошептала, чувствуя, как предательские слезы текут по щекам. — Любовь, говорите? Считаете меня недостойной, падшей? А разве не вы, мужчины, сделали меня такой? Сначала отнимаете самое ценное, не считаясь ни с чьим мнением, рушите жизнь, а потом бросаетесь с обвинениями, прикрываетесь моралью. Лицемеры! Любовь… Да если б вы знали! Нет ее больше! Как нет той девочки, которую вы привезли в этот замок. Она умерла на следующий же день, когда узнала, что для мужчины, которому отдала всю себя, всего лишь игрушка с заранее уготованной ролью. Когда столкнулась с предательством, обманом и насилием. Поэтому не смейте презирать и называть меня шлюхой! Вы сами приложили к этому руку!